Вера задержалась у входа в ресторан и глубоко вздохнула. Юлька права: только хладнокровно и спокойно можно все узнать. Беда в том, что сказать легче, чем сделать. Она прошла по залу, краем глаза заметив Ами в толпе. Нет, не думать о нем сейчас! Ну почему все так не вовремя? Разве нельзя было там, в небесной канцелярии, устроить все так, чтобы она встретила его неделю назад? Или там специально так странно задумали, что два человека, которые исчезли из ее жизни в один и тот же день девять лет назад, и вернулись одновременно?
Вера замерла на полушаге от блеснувшей в мозгу догадки. А если Ами не случайно появился и тогда, и сейчас? Ведь не бывает же в жизни таких совпадений! Чтобы там ни говорили о судьбе, которая пишет сценарии нашей жизни лучше голливудских сценаристов.
Додумать она не успела. К ней подошел шейх с бокалом вина в руках.
– Пейте, – приказал, а не предложил он, протягивая Вере бокал.
– Я готов, повелитель! – мысленно прошелестел саламандр Лахб, заметавшись по сердцу шейха.
– Начинаем, – так же мысленно ответил ему шейх.
– Потанцуем? – он протянул Вере руку ладонью вверх.
Она покорно положила руку на его ладонь и ощутила жар.
– Горячо! – Вера поспешно отдернула руку.
– Это мое сердце вспыхнуло от вашей красоты, – медовым голосом прошептал шейх и крепко прижал ее к себе.
4. 4 глава. Сопротивляйся шейху!
– Это мое сердце вспыхнуло от вашей красоты, – медовым голосом прошептал шейх и крепко прижал Веру к себе.
Она задохнулась от жара, которым пылало его тело. Голова ее закружилась, веки налились тяжестью. Густой ватный сонный морок охватил тело. Ноги подкосились, но шейх крепко держал ее в объятьях, слегка приподнимая. Ее туфли едва касались пола, и, если бы не шейх, она бы упала. Он что-то шептал – Вера не понимала. Красное марево застило глаза. Лишь вспыхивал ярко-желтыми сполохами удивительный кулон шейха: крошечный, филигранной работы золотой кувшин на цепочке из белого золота.
Она не могла видеть, как миниатюрная, величиной с палец, огненная ящерица, переливаясь пробегающими по ней язычками пламени, выскользнула из-под одежды шейха и скользнула под ее блузку. Но она почувствовала сладкую негу, которая разлилась по телу…
… Шум голосов и звон посуды стихают. Вера танцует с шейхом посреди красной пустыни. Тихо шелестит песок, подпевая яростному ветру, что выводит древнюю песнь свободы и несется по алым барханам годы, века, тысячелетия.
Полуобнаженная Вера, прикрытая лишь легкими прозрачными одеждами наложницы восточного гарема, застывает в сильных мужских руках. Она пытается двинуться, закричать, оттолкнуть его, но не может. На песке вокруг раскинуты дивные цветные шатры. Миг – и вот она уже лежит в шатре, на шелковых подушках, в окружении огромных блюд, наполненных сочными фруктами.
Шейх отрывает крупную виноградину от сочащейся медом лозы и кладет ей в рот. Брызжет сок, орошая пересохшие губы. Вере противно. Его липкие от сока пальцы проникают в рот. Но выхода нет – он не отпустит. И она, торопливо давясь, глотает медовый сок, лишь бы он убрал пальцы с ее губ. А шейх начинает петь. Она не понимает слов, но точно знает: это песнь свободы, что выводит ветер пустыни. Это песнь силы и радости плоти. И Вере становится еще противнее. Он прикасается к ее груди. Ее захлестывает волна омерзения к вожделению ненавистного ей мужчины. Но еще омерзительнее ощущение того, как наливается желанием, твердея, ее грудь. Вера не понимает, что происходит. Так не бывает! Чтобы отвращение и желание сплелись вместе!
