Ничего страшного. Сказать «да» несправедливому - страница 30

Немного опасливо я ждала, кого же подселят на освободившиеся кровати. В больницу попадали люди очень разные, и не каждого родителя я бы желала увидеть в числе наших соседей. Но, на мое счастье, какое-то время кровати оставались пустовать.

2 декабря. Я уже научилась считать дни по протоколу, и назавтра ожидалось второе введение препаратов химиотерапии. Лекарства были другие, и я снова волновалась. Олесе вновь открыли подключичный катетер, чтобы подключить капельницу перед химией.

К нам подселили совсем крошечную малышку с мамой. Малышка была недоношенная. В свои семь месяцев она выглядела максимум на два. Мама Лена была из категории разговорчивых, любопытных, совершенно простых, наивных, бесхитростных, незлобных, но… навязчивых людей. Она очень шумно и долго меняла подгузники по ночам, размешивала смесь для кормления. Ее действия были нелогичными, рассеянными, малышка в ожидании еды долго кричала. Сама Лена вязалась с разговорами к любому, кто хоть как-то показывал, что готов ее слушать. Разговоры были однотипными: о болезни, о том, как она устала, как ей тяжело, о том, что она ничего не успевает, что ей не помогает муж, свекровь, а еще о том, какие бедные дети в больницах.

Наша с Олесей кровать была далеко от новой родительницы, и Лена, к счастью, находила собеседников поближе к себе. Да и я со своими сухими ответами и отсутствием реакции на истории была ей малоинтересна. У малышки не было рака, но она также получала химию, хоть и облегченную.

Лена при этом подсветила интересную тему. Каждый из нас считал, что он несчастен, и в разговорах все, выходит, соревновались, кому же хуже. У кого-то дома ждали дети, кто-то был беременный, кто-то глухонемой или без мужа, кто-то издалека, у кого-то были серьезные проблемы с деньгами, у кого-то – со здоровьем. Лена утверждала, что ей досталось больше всех: у остальных ведь самостоятельные дети, которых можно оставить одних, чтобы помыться или сходить в магазин. Честно говоря, у меня внутри что-то закипало от этих слов.

Когда малышка засыпала, Лена садилась и тратила свободное время на рассказ о том, что она ходит с грязной головой, не успевает поесть. Казалось бы, иди мойся, садись поешь, пока ребенок спит. Но Лена никак не могла угомониться, и когда собеседники в нашей палате заканчивались, она искала их в соседних. Когда же малышка не спала, Лена просила с ней посидеть, чтобы наконец-то помыться или поесть.

Меня это задевало: хотя я не имела никакого отношения к распределению ее времени, я злилась на то, что она страдает, что ей хуже всех.

Жаловалась не только она – многие говорили в мой адрес:

– У тебя не осталось детей дома, которые тоже хотят видеть маму…

– Ты же местная, у тебя есть знакомые, кто может что-то принести, передать…

– У тебя ребенок спокойный и самостоятельный, а мой не такой…

– Ты можешь работать удаленно, у меня такой работы нет…

Поначалу хотелось доказать, что мне тоже тяжело, а эти слова обесценивают мою ситуацию. Я пыталась возразить Лене, объяснить: она может помыться, но тратит время непонятно на что, напомнить другим, что совмещать лечение и работу непросто, и независимо от того, что я местная, я пользуюсь услугами курьеров, и они так могут… Но что-то вдруг переключилось у меня в голове: зачем я хочу встать на место самого несчастного тут?..