Николай Михайлович Карамзин - страница 15

Рассеянная светская жизнь Карамзина продолжалась недолго. «Иван Петрович Тургенев, – говорит Иван Иванович Дмитриев, – будучи в Симбирске, уговорил Карамзина ехать с ним в Москву. Там он познакомил его с Николаем Новиковым, основателем, или, по крайней мере, главной пружиной “Дружеского типографического общества”. В этом-то дружеском обществе началось образование Карамзина, не только авторское, но и нравственное. В доме Новикова он имел случай обращаться в кругу людей степенных, соединенных дружбою и просвещением, слушать профессора Шварца, преподававшего лекции о Богопознании и высоких предназначениях человека. Между тем знакомился и с молодыми любословами, окончившими только учебный курс. Новиков употреблял их для перевода книг с разных языков. Между ними, по всей справедливости, почитался отличнейшим Александр Андреевич Петров. Он знаком был с древними и новыми языками; при глубоком знании отечественного слова, одарен был необыкновенным умом и способностью к здравой критике; но, к сожалению, ничего не писал для публики, а упражнялся только в переводах, из которых известны мне первые два года еженедельника, под названием: “Детское чтение”; “Учитель”, в двух томах; “Хризомандер”, мистическое сочинение, и “Багуатгата”, также род мистической поэмы, писанной на санскритском языке, и переведенной с немецкого. Карамзин полюбил Петрова, хотя они были не во всем сходны между собою: один пылок, откровенен и без малейшей желчи; другой же угрюм, молчалив и подчас насмешлив; но оба питали равную страсть к познаниям, к изящному, имели одинакую силу в уме, одинаковую доброту в сердце, и это заставило их прожить долгое время в тесном согласии под одною кровлею, у Меншиковой башни, в старинном каменном доме, принадлежавшем дружескому обществу^>9. Я как теперь вижу скромное жилище молодых словесников: оно разделено было тремя перегородками; в одной стоял на столе, покрытом зеленым сукном, гипсовый бюст мистика Шварца, умершего незадолго перед приездом моим из Петербурга в Москву, а другая освящалась Иисусом на Кресте, под покрывалом черного крепа».

Новиков, видя, что молодой Карамзин может впоследствии служить средством для его планов, советовал ему заняться литературою[11], и тотчас же предложил ему работу, именно переводы разных иностранных сочинений педагогического содержания, которые раздавались при московских газетах под заглавием «Листки для детского чтения», а потом печатались отдельными книжками. Карамзин нашел, что занятия, предложенные Новиковым, могут ему быть очень полезны, и что, переводя с иностранных языков, он не только ближе познакомится с иностранною литературою, но со временем сделается отличным переводчиком. Притом, так как до того времени в России не издавалось ничего подобного, то не было сомнения, что это первое предприятие должно было увенчаться успехом, и доставить средства отправиться впоследствии заграницу.

Карамзин приступил к литературным трудам, имея не более девятнадцати лет; товарищем его по изданию «Детского чтения» был А. Петров.

Отношение Петрова к Карамзину всего лучше видно из писем первого к последнему. Вот они:

«Терпеть иногда скуку, – пишет Петров, – есть жребий всякого, от жены рожденного. Но также всякий человек имеет способность разгонять скуку, и на трудном каменистом пути своем выискивать маленькие тропинки, по которым хотя три или четыре шага может ступить спокойно. Я не знаю, чья бы доля в сей способности была менее моей, однако и я по большей части терплю скуку по своей воле. Работа, ученье, плоды праздных и веселых часов какого-нибудь немца, собственная фантазия, добрый приятель – вот сколько противоскучий или противоядий скуки, мне одному известных! И все эти противоскучия можно найти не выходя за ворота. Сколько ж можно еще их найти, захотевши искать? Это все очень хорошо, скажешь ты, но когда скука овладеет мною, то я не могу приняться за работу, ученье нейдет в голову, и самый Шекспир меня не прельщает; собственная фантазия заводит меня только в пустые степи или в дремучие леса, а доброго приятеля взять негде. На это отвечаю, что к работе и к ученью всякий молодой человек немного только попринудить себя должен, после чего и Шекспир, и фантазия будут приносить удовольствие; а добрым приятелем может быть всякий честный человек, у которого есть уши, язык и общий человеческий смысл, если только захочешь подладиться к его тону. Хотя подлаживаться к чужому тону и требует упражнения, однако по этому-то самому и служит оно противоядием. Каково понравилось тебе мое нравоучение? – Постарайся употребить что-нибудь из него в свою пользу».