***
– А этот monsieur как выглядел? – перебила мадам онейролог.
– Этот – как гот на маскараде, бледный – бр-р! – и с черной такой шевелюрой старомодной. И в маске ворона, ну, как в том фильме Гиллиама, но тоже чёрной.
Мумут отвернулась и прошептала:
– Что ж, продолжайте.
***
– Я махнул рукой в сторону необычных часов и постарался обозначить на песке показываемое там время, а именно, 28:40.
Наглый препод звонил всё настойчивее. Злой на весь свет, я проснулся в своей конуре и швырнул простенький кнопочный телефон в стену (к счастью, попал в подушку, не разбил). Но повторно заснуть куда надо не получилось.
После этого фиаско меня одолело просто невыносимое уныние. Я разрывался между тоской по Бернардите и стыдом за собственное «невежественное суеверие», заставившее меня сохнуть по «конструкту собственного мозга», как его определил бы так называемый здравый человек. Будучи окончательно съеденным совестью, я, получив одобрение преподов, под видом профессионального интереса взялся за Сартра и Виана, лучшие «приземлительные» средства, способные, как мне казалось, свести в могилу любого мистика – но вместо реалистического взгляда на жизнь получил глубочайшую депрессию. А вместо летающих китов и любимой девушки, да хотя бы необыкновенных путешествий, как было до этого, мне начали сниться злобные коридорные, повара, гоняющиеся за угрями, и джазмены, из саксофонов которых росли водяные лилии. Я понял, что «эта партровщина», как в шутку называл экзистенциализм, доконает меня окончательно. Следовало срочно сменить жанр.
С чего я начал – с фэнтезийной литературы. У меня есть любимый русскоязычный автор – вы его наверняка не читали, уважаемая коллега: он для Вас слишком романтичный – который, сам того не зная, не раз выручал меня в сложной ситуации и поддерживал в благополучной. Автор этот, по крайней мере в большей части романов, умеет не то чтобы чудом исправлять положение и даже не успокаивать, а, понимаете, утешать; это разные вещи. По горло занятый с момента поступления, я прибегал к помощи его книгопечатного лекарства лишь в крайнем случае. Тогда мне как раз подарили дотоле незнакомое произведение, так что случай выдался не только крайний, но и самый подходящий. Итак, всё следующее воскресенье я посвятил чтению, оправдав его как противоядие от «партровщины».
В определённой главе один из протагонистов, чудаковатый тип, как и большинство героев, рассказывал даме сердца сказку про мечтательного динозаврика, который так любил смотреть на облака, что забыл вымереть и в конце концов сам превратился в облако. Этот забавный сюрреализм помимо умиления вызвал у меня какое-то смутное воспоминание: так бывает, когда на задворках памяти крутится название увиденного в детстве фильма или слова некогда популярной, а теперь забытой песни.
«Точно! Фото!»
Меня осенило. Когда я был ещё в школе, вместе с ещё здравствовавшим дядей мы сделали удивительную фотографию: над его юрмальской дачей «пасся» облачный диплодок самых чётких контуров. Я очень любил рассматривать снимок и даже попросил распечатать его.
Он обнаружился на дне коробки с дядиными вещами, которые я так и не осмелился раздать. «Надо же, какое совпадение!» – подивился я. – «Может, писатель именно тогда тоже его видел? Что-то сомневаюсь, он же кто угодно, но не латыш. И книга вышла недавно, не могло же это облако так долго держаться?»
