Наконец, после того как, кажется, даже перья на крыле были поправлены одно к одному, перед нами словно сами собой распахнулись двустворчатые двери, и я прошла мимо замершего почти в комично-преувеличенном поклоне Ориса внутрь, в святая святых. Он нагнетаемого пафоса и торжественности ситуации, важно насупившегося управителя, хотелось нервно расхохотаться в голос.
Покои лорда Кристема представляли собой ряд смежных комнат. Надо полагать, черно-серый ковер с причудливым орнаментом традиционно скрывал за собой проход в ванную и уборную, а за малоприметной дверью, едва заметной на фоне единственной пустой свободной стены, скрывалась спальня. Все остальное пространство буквально кричало о разнообразных, спонтанных и непредсказуемых интересах своего владельца.
Стены были покрашены в чёрный. Контрастная белая мебель светилась в матовом сиянии магических светильников: две небольшие софы, открытые книжные полки и несколько закрытых стеллажей, пара стульев. И везде, абсолютно везде что-то стояло, лежало, валялось или вываливалось. Глобусы: от огромных, диаметром в вытянутую руку, до совсем компактных, размером с кулак, разукрашенные столь различным образом, что складывалось впечатление, будто они изображают разные планеты, - а может, так оно и было. Песочные часы, тоже разных размеров и форм с разноцветным песком, одни даже с бирюзовой водой и изумрудными водорослями, имитирующие кусочек океана. Пара черепов, не человеческих, слава богам, но определить, кому они принадлежат, мне затруднительно. Книги, очень много книг - на полках, на диванчиках и даже на стульях и на полу. Каменные чернильницы, глянцево переливающиеся перламутровыми и зелёными боками. Свечи - новые и оплавленные, высокие столбы и низкие пеньки цвета топлёного молока, темно-кофейные и насыщенно-фисташковые. Непритязательный, но крепкий цветок в керамическом горшке с мясистыми темными листьями и несколько пустых горшков, стыдливо демонстрирующих давно засохшие голые стебли. Недоделанная статуя из какого-то гладкого белого камня, с единственной победно вытянутой к потолку рукой. Странный музыкальный инструмент из красного дерева с натянутыми крест-накрест металлическими странами. Несколько разнородных мечей, хаотично закреплённых над погасшим камином.
И еще различные ёмкости для магических и не только веществ и жидкостей, о которых я совсем недавно вспоминала во время своей подземельной отработки: колбы, воронки, реторты, пробирки, стеклянные, округлые и вытянутые, большие и крошечные, полные и пустые. Названия этих предметов я откуда-то знала, более того, их вид вызвал какое-то тёплое болезненное чувство, но что меня искренне удивило - хаотичный беспорядок их расстановки на полках, небрежность хранения препаратов - большинство емкостей было открыто и стояло так... ненадежно. Отчего-то хотелось подойти, расставить всё по местам.
Единственной не белой мебелью в комнате был большой овальный стол на изогнутой бокальной ножке, золотисто-янтарный, словно гигантская капля смолы, по нелепой прихоти судьбы застывшая в форме стола. К этому столу, совершенно пустому, я и приблизилась - приближаться к забитым под завязку хрупкими и, вероятно, ценными предметами полкам было страшно, а ну как разобью что-нибудь, крылом зацеплю? Подошла и потрясенно замерла над огромной гладкой столешницей из мерцающего теплым, мягким собственным светом камня. На поверхности, словно залитой прозрачной смолой, то есть внутри нее была изображена карта королевства Корин. Полуострова Корин, на севере которого проходила горная гряда, естественная природная граница, надо полагать, с каким-то другим государством, названия которого не было ни на карте, ни в моей искореженной памяти.
