Он с силой захлопнул книгу. Облачко пыли взметнулось в луче света, падающем из окна. Каждая пылинка танцевала в своем непредсказуемом, хаотичном танце. Иона подумал, что Веритас – это гигантская, герметично запечатанная комната, из которой старательно выкачали весь этот прекрасный, нелогичный хаос.
Но что, если где-то в этой идеальной конструкции появилась трещина? Что, если одна такая пылинка все же просочилась внутрь?
Он отложил книгу и подошел к окну. Взгляд снова приковала к себе «Башня Рацио». Она казалась такой же, как всегда – монолитной, невозмутимой, совершенной. Но теперь Иона знал: что-то было не так. Это было не знание, а ощущение, такое же иррациональное и настойчивое, как зуд под кожей. Тишина города больше не была успокаивающей.
В ней слышался едва различимый гул. Или это просто шум крови в его собственных ушах?
Доктор Арно Адлер не смотрел в окно. Он в нем отражался. С его высоты, из кабинета на сто двадцатом, последнем этаже «Башни Рацио», Веритас не был городом. Он был диаграммой, живой инфографикой, раскинувшейся до самого горизонта. Каждая маглев-капсула, движущаяся по своей траектории, каждый пешеход, идущий по заданному маршруту, были точками данных, сливающимися в единый, предсказуемый поток. Это была не жизнь в ее хаотичном, биологическом смысле. Это было сознание. Чистое, коллективное, здоровое сознание. И он, Арно Адлер, был его эго.
На гладкой, как обсидиан, поверхности его стола материализовалась голограмма. Никаких кричащих цветов или резких звуков. Линии были мягкими, пастельными, информация появлялась плавно, не нарушая утренней гармонии.
«Утренняя сводка. 07:00. Цикл 7/4/12.
Общественный Индекс Спокойствия (ОИС): 98.7% (-0.1% от прогноза).
Уровень производительности (прогноз): +0.3% к полудню.
Когнитивная когерентность (средняя): 99.2%.
Зарегистрировано аномальных эмоциональных всплесков: 1,342 (в пределах нормы).
Потребление „Нутри-Синтеза“: 97.4% населения».
Адлер едва заметно нахмурился. 98.7%. Отклонение в одну десятую процента было статистически ничтожным, но оно было. Погрешность. Глюк в совершенном уравнении. Он сделал мысленную пометку: поручить отделу предиктивного анализа перекалибровать алгоритмы. Возможно, следовало на одну сотую градуса изменить цветовую температуру уличного освещения в секторе Гамма-7, где было зафиксировано наибольшее количество микро-отклонений.
Он был врачом, а его пациентом был весь город. Он не правил, он лечил. Его инструменты – не законы и указы, а психоанализ, поведенческая терапия и нейролингвистическое программирование в масштабах мегаполиса. Он был не тираном, а спасителем. Спасителем человечества от самого себя: от его иррациональных страхов, деструктивных страстей, от его вечной, инфантильной тяги к саморазрушительным иллюзиям.
Адлер отвернулся от диаграммы и посмотрел на единственный аналоговый предмет в своем стерильном кабинете. На небольшой подставке из полированного титана покоился бюст. Не мраморный, не бронзовый – эти материалы были слишком пафосны, слишком «историчны». Бюст был отлит из матового, полупрозрачного полимера, и казалось, что черты лица проступают из тумана. Строгий лоб, проницательный взгляд из-под круглых очков, аккуратно подстриженная борода. Зигмунд Фрейд. Пророк, который не обещал рая, но дал карту ада – ада человеческой души – и инструменты, чтобы его осушить.
