Весело, и даже в полутьме комнаты я вижу, как от смеха у него подрагивают губы, а в глазах скачут бесята.
Ясно, зоопарк мне помнить будут долго.
И чего в общем-то ухмыляться насмешливо, а?
Ну подумаешь, я слегка перепутала. Север-юг, запад-восток, один район, другой… бывает. Эх… а началось всё так хорошо: не разнесли автобус, доехали до центра и…
…и два квартала я предложила прогуляться…
Гуляли мы полдня, потому что после пятого километра и высоток, коих в центре нет, пришлось признаться, что мы ушли не туда.
Кирилл Александрович, которому тут же позвонили и разнылись, ябедничая, суслики, долго ржал. Сначала поинтересовался, как я себя чувствую и не болит ли голова, затем поорал, что нечего по жаре шататься, а вот после он уже ржал.
Долго.
И с удовольствием.
И нет у меня никакого топографического кретинизма, просто я в зоопарке давно не была, забыла.
Лавров не поверил, суслики тоже, а я обиделась.
Поэтому ещё часа два монстры топали пешком, демонстрируя, что подыхают от жары, солнца и моей бесчувственности, которая отказалась покупать бедным детям минимум килограмм мороженого и ледяную воду.
– Монстры объявили, что завтра мы снова идём в зоопарк, – я страдальчески морщусь и жалуюсь.
Вот не зря я с детства не люблю этот зоопарк. Интуиция всегда говорила, что ничего хорошего там быть не может.
Не обманула.
– Они слона давно хотят посмотреть, – шёпотом и с улыбкой просвещает Кирилл Александрович, косится на спящих сусликов. – У Софьи Павловны аллергия, она категорически отказалась их туда вести, а нам всем всё некогда.
– И мишку… – сонно бормочет Ян, – Даша обещала нам мишку.
Он переворачивается и, обнимая подушку, снова сопит.
И говорить дальше при них мы не рискуем, и я, осторожно поднимаясь с дивана, принимаю протянутую руку. Не возражаю, когда, не выпуская моей руки, Кирилл Александрович тянет меня на кухню.
Сажусь на уже привычное место, моё.
– Я кофе выпью и отвезу тебя.
Кирилл Александрович столь же привычно приваливается к кухонному столу, и за его спиной умиротворяюще гудит кофемашина.
Тоже знакомо.
– Не надо, – я качаю головой и телефон без единого пропущенного откладываю в сторону.
Па приехал в обед, и я торжественно объявила, что сегодня остаюсь у Лины, а родители остаются без детей, поэтому от них звонков я и не жду.
А вот Лёнька…
Мой прекрасный принц до сих пор обижен.
И, пожалуй, впервые я не тороплюсь первой идти на мировую, звонить, оправдываться, объяснять.
Не хочу.
Я устала.
У меня были причины явиться в непозволительном виде на серьёзное мероприятие, были причины уйти оскорбительно рано, и я не просто так долбила дверями его драгоценного спорткара и убегала, даже не попрощавшись.
– Дарья Владимировна, знаешь, ты когда молчишь и не споришь, бесишь гораздо меньше, – Кирилл Александрович ворчит сердито, вырывает из размышлений.
Трет руками лицо.
И измотанность, знакомая по маме и па, в его движениях прорывается.
– Я не спорю, но вам за руль нельзя.
– Штерн… – он угрожающе щурится.
А я упрямо мотаю головой:
– Нет. Я вызову такси.
Иногда, я взрослая и убеждать в своей правоте умею. Иногда, некоторые слишком устают для возражений и, наверное, прислушиваются к голосу разума.
Поэтому такси, которое вызывает Лавров.
Оплачивает он же.
И, выйдя на балкон дома Лины, я первый раз перед сном звоню не Лёньке.
9. Глава 8
Суслики, забравшись на выступ и впившись пальцами в прутья заграждения, с запредельным восторгом на рожицах зависают у белых медведей.
