— Так пересчитай. Это мой ребёнок. Ты ему не отец. — цежу, заставляя себя оставаться на месте и не реагировать на боль в нижней части лица. — Убирайся из моего дома!
— Какая же ты тварь… — безжалостно выдыхает, толкнув мой подбородок и поморщившись. — Где он? Я хочу увидеть этого ребёнка!
Мысль, пустить в ход нож больше не кажется мне отчаянной и глупой.
Это чудовище бросается прочь из кухни и начинает голосить на весь дом: «мальчик, мальчик…».
Мальчик, блядь! Папаша года! Даже имени не запомнил того ребёнка, которого счёл своим! Урод!
— Уйди из моего дома! Здесь нет никакого мальчика! — кричу, сорвавшись с места. — Оставь меня в покое!
Настигаю Олега у лестницы, ведущей на второй этаж, и хватаю его за руку.
— Уйди же!
Мою руку резко перехватывают. Выкручивают, практически до хруста. Я взвизгиваю и сама не замечаю, как оказываюсь прижатой к стене.
— Мы сейчас же поедем в клинику и сделаем тест-ДНК. Ты поняла меня?! — выплёвывает в моё лицо, нависая надо мной и возвышаясь.
Ноги подкашиваются. У глаз собираются слёзы. Так хочется закрыть глаза и сделать хоть несколько полноценных вдохов, но всё, что мне остаётся, это жалкие крохи кислорода и дыхание мужчины, которого я ненавижу, пожалуй, чуть больше, чем боюсь.
— Нет. Я с тобой никуда не поеду. Мы с тобой никуда не поедем. Никакого ДНК-теста не будет. Я не позволю. — говорю, а сама потихоньку задыхаюсь от переполняющих меня чувств.
— Поедешь, как миленькая! Как я сказал, так и будет!
— Не поеду. — качаю головой, глядя перед собой ничего не видящим взглядом. — С постановлением суда. На законных основаниях. Своё «я сказал» засунь себе в жопу! Как суд обяжет, так ты и откроешь свой рот. До вынесения решения, я требую, чтобы ты не приближался ни ко мне, ни к моему сыну, ни к моему дому!
Лицо Зверева идёт красными пятнами. Он снова пускает в ход руки, на этот раз обхватив своей ручищей мою шею.
— Ты годами скрывала от меня сына! — гремит, сдавливая моё горло в жёсткой хватке. Дышит в моё лицо ядом, злостью, ненавистью, нависая надо мной. Я вбираю всё это трепещущими ноздрями и пропускаю через себя.
— Отпусти. — хриплю, отвечая взгляду, полному презрения, точно таким же.
Он отдёргивает руку и впечатывает кулак в стену, выкрикнув моё имя.
— Ты хотел, чтобы я исчезла… я исчезла. — тру саднящую шею и перечисляю сухие факты своей правоты. — Ты не хотел меня видеть и знать. Я сделала всё, чего ты хотел. Всё! Зачем тебе ребёнок от шлюхи, Олежа? Нет его. Забудь. У тебя скоро свадьба, помнишь? Не ломай больше ничью жизнь! Уходи. Исчезни! Исчезни, как я исчезла пять лет назад.
— Что ты, блядь, несёшь?! Что несёшь?! Это мой ребёнок?
— Нет! — тут же качаю головой.
— Ты только что говорила так, как будто это мой сын! Если он не от меня, почему ты так боишься провести тест на отцовство?
— Я не боюсь. — упрямо смотрю за его метаниями. — Я не хочу.
— Я тебе не верю! Не верю! Я знаю, как ты умеешь лгать и притворяться, птичка! Я выведу тебя на чистую воду. Только учти, на этот раз я не уйду молча. Никакой пощады для тебя не будет.
— Мне всё равно, веришь ты мне или нет. У тебя нет надо мной никакой власти. Я больше тебе ничего не должна и ничем не обязана. В твоих мечтах, конечно же, всё иначе. Ты сказал: «бегом в клинику», а я должна побежать, подчиняясь и не задавая вопросов. Вот только мне незачем. Просто незачем. И мне глубоко плевать, что ты об этом думаешь. Уходи.
