Он отёрся, посмотрел на руку: кровь.
И испугался: вдруг это означает смерть?
Испугался так, что понял: нет у него никого дороже Марии, и если дочь – причина её смерти, он возненавидит дочь.
Но тут Мария легко вздохнула, спросила: где она?
Александр готов был разрыдаться: несчастья не случилось. Он прощён! И начинается совсем другая жизнь. Жизнь без проклятья.
Присутствие при родах сделало его отцом вдвойне. Впрочем, только присутствием его нахождение в родильной комнате назвать нельзя…
Уже потом он вспомнил, что старался дышать в такт дыханию жены, его ток крови грел ей руки и его мольбы, чтобы всё завершилось благополучно, достигли ушей Господа, а значит – и он рожал!
– Кажется, я потерял не меньше крови, чем ты, – шептал он вечером Марии, уже вымытой, переодетой: желанной, но недоступной.
– Ты чувствуешь себя немножко богом? – спросила она.
– Богом? Пожалуй, но теперь я точно знаю: у Него есть подружка!
– Иначе ничего не могло бы родиться…
– В детстве я подозревал, что Бог не только хром, горбат и зол на всех, но и, как бы это сказать, обходится мужчинами, – признался он.
– Услышал бы тебя мой дядя…
– Если церковь поощряет мужеложство, то Малахия еретик: к нему по ночам ныряют женщины.
– У нас в голове живет много богов: добрых и злых. Есть бог Морфей, поклоняясь которому, можно прожить жизнь в сладком сне, – покачала головой Мария, – но долго врать не получится…
– Возможно, мир лжив, потому что правда – неприглядна…
– Наверное, ты прав. Ни песен, ни стихов не слагают в честь прямой кишки, а зря! Если бы не она…
– Уволь, уволь, хотя, когда сегодня я увидел нашу дочь в слизи и крови, это её нисколько не испортило в моих глазах…
– Ты не такой как все, и я тебя люблю!
– Когда ты так говоришь, я чувствую себя Амуром! – осыпал Александр поцелуями руки Марии.
– Тогда принеси нашу дочь, я хочу её покормить.
– Но… она такая маленькая. Я боюсь её…
– Боишься?
– Уронить. Покалечить. Сделать больно…
– И боги трусят иногда, – улыбнулась Мария.
В её глазах было столько доверия к нему, что страх исчез, и Александр готов был горы свернуть, чтобы дочь была вовремя накормлена, а Мария – счастлива. Всегда.
Девочка оказалась с характером. Ей уже нужна была грудь, и если бы отец не подоспел вовремя, разразился бы настоящий скандал, то есть она уже начала подавать возмущённые звуки, и какие!
Оставалось одно: бегом доставить драгоценный груз по назначению – к материнской груди, к живительному источнику, приникнув к которому, его дочь, положив ладошку на явно понравившуюся «кухню», довольно зачмокала.
– Думаю, её жених не родился ещё, – заявил Александр, не имея сил оторваться от достойной кисти иконописца картины.
Мария только посмотрела на него.
Ей хотелось быть счастливой, и она гнала от себя дурные предчувствия.
Создатель милостив.
Она расплатится за чужие грехи, построит лекарню, амбар для сушки и хранения трав. Будет всем помогать, и в Книге Судеб перепишут проклятую страницу.
Время – её друг.
И у неё ещё много времени…»
*Стоп! Я знала о Книге Судеб? – вспомнила Маша небесную часовню, а в ней Книгу, медленно кружащую над початком кукурузы, или фаллосом, где вместо семени хранились файлы её воплощений.
«Не знать, что ждёт тебя завтра, с этим ещё можно смириться, но так и не узнать, что было прежде – несправедливо» – пронеслось в голове.
И даже Суфлёр, или тот, кто озвучивал кадры прошлого, в знак согласия сделал паузу. На секунду. И тут же продолжил…
