На каждой остановке мы спускались со ступеней, чтобы пропустить в чрево трамвая новеньких пассажиров. Удивительно, но даже в такой толчее все они страстно желали во что бы то ни стало заплатить кондуктору за проезд.
– Не зря же я называю их толстосумами! – весело скрипела моя пахучая спутница.
Очень скоро новомодная асфальтовая дорога сменилась куда более привычной моему глазу каменной мостовой. Закатные лучи всё выше и выше ползли по крышам, и клошарка то и дело вытягивала из недр своей шубки карманные часы – вероятно, ещё один вокзальный трофей, «подаренный» ей забывчивым пассажиром, – чтобы взглянуть на время. Вряд ли она могла хоть куда-нибудь опоздать – ей просто хотелось покрутить своими «богатствами» перед заносчивыми носами стоящих рядом дам и господ.
Мы давно уже выехали на окраину города, но народу в трамвае не становилось меньше. На очередной остановке я привычно сошла на землю, а подняться назад на ступени уже не смогла – моё место занял упитанный толстосум, похожий не столько на человека, сколько на бочку, обтянутую костюмом и увенчанную коричневым котелком.
Трамвайчик тронулся, и моя наставница истошно заголосила:
– Прыгай ему на хвост! Прыгай ему на хвост!!.
Но я лишь растерянно застыла, совершенно не представляя, как смогу примоститься на этом узком уступке, называемом «трамвайным хвостом».
Трамвай отъезжал всё дальше и дальше… и в конце концов клошарка затихла, разочарованно махнув на меня рукой. Хочется верить, будто она питала надежды, что я смогу самостоятельно вернуться назад к вокзалу. Но вероятнее всего, ей попросту было плевать на мою судьбу.
Меня и саму не очень-то огорчило наше внезапное расставание! Я не испытала ни капли сожаления или грусти, и только страшно перепугалась, поняв, что осталась на незнакомых улицах совершенно одна. Ещë больший ужас навела на меня мысль о том, что за уютным закатом на город неминуемо опустятся сумерки. Сердце отчаянно застучало. Я присела на лавочку, стоящую у остановки, чтобы дать больной ноге немного отдохнуть, и огляделась по сторонам…
В следующее мгновение испуг развеялся, словно и не бывало, – у меня за спиной стояли ворота цирка!
На улице было ещё светло, однако кованая вывеска зазывно светилась десятком электрических лампочек. Со всех сторон на меня глядели радостные афиши – с наездницами и акробатами, русалками и кентаврами, и самыми разными экзотическими зверями! Одна из них выделялась сильнее прочих: с рисунка скалили зубы дикие кошки, на фоне которых отчётливо выделялась мужская фигура – с подкрученными усами и длинным кнутом в руке; а по углам рисунка застыли бумажные языки пламени, точно готовые спалить афишу дотла.
«ЭРПИНЕ – БЕССТРАШНЫЙ УКРОТИТЕЛЬ ТИГРОВ!» – гласила она. А ниже: «Сегодня на арене: Игра с огнём!»
В нашей сноудонской деревушке никто и не слышал о такого рода развлечениях – лишь иногда, раз в несколько месяцев, к нам заезжал бродячий кукольный театр или наведывался с концертом какой-нибудь трубадур. Однако наша школьная учительница не раз рассказывала ученикам о цирке! Она и сама жила в Анжере, до того как вышла замуж за колдуна из Туманных гор – одного из тех, кто умел являться людям во снах… Как же я мечтала увидеть слонов! И львов! И воздушных акробатов, точно птички парящих под куполом шапито!.. Про «тигров» я никогда не слышала. Вероятно, в том цирке, где бывала наша учительница, таких зверей не водилось. Но эти большие кошки, если верить афише, были очень даже похожи на львов, только ярко-рыжих и полосатых, что делало их даже капельку интереснее!
