О тиграх - страница 15

У входа в цирк собралась большая толпа: нарядные дамы и господа выплывали из экипажей и неспешно выстраивались вдоль забора, увешанного афишами. Очередь тянулась к окошкам касс, а после тихонько протекала через ворота, где каждый из толстосумов демонстрировал капельдинеру купленные билеты.

Несколько минут я завистливо ёрзала на скамейке… и, недолго думая, решила просочиться через ворота зайцем!

Не стану лгать и говорить, что мне было очень совестно… Все сомнения покинули меня в ту самую секунду, когда я разглядела за прутьями забора весëлое шапито! Это был огромный шатëр, сшитый из красных и белых полос парусиновой ткани, размером немногим меньше недавно поразившей меня столичной базилики. Прячась от глаз капельдинера за чужими юбками, я, конечно, понимала, что поступаю дурно, но лëгкий стыд с лихвой окупала волна счастливого предвкушения!

По завету моей клошарской наставницы, я дождалась пока все зрители забьются внутрь и рассядутся по местам, и только после тихонько прокралась следом.

Полутьма манежа окутала меня ароматом жжëного сахара, воздушной кукурузы и печëных каштанов. Однако в этот приторный ансамбль примешалась и лëгкая нотка навоза, запах которого, благодаря отцовским козам, был для меня хорошо знаком. Я не смогла разглядеть ни одного свободного места и потому, с некоторой опаской, уселась на первых ступенях добротно сколоченных деревянных трибун. Впрочем, очень скоро мне стало ясно, что волноваться здесь было не о чем – гудящая толпа не обратила на меня ни малейшего внимания. И даже капельдинер, прошествовав мимо, одарил меня лишь коротким, рассеянным взглядом.

В животе у меня тоскливо урчало. Родители не смогли оставить мне даже немного денег на пропитание – ведь у них в карманах не было ни копейки: Август Фурнье обещал выдать каждой семье месячный запас анжерских франков, но не успел сделать этого до приезда в столицу. Я с нескрываемой завистью глядела на людей, покупающих сладости у господина в аляповатом костюме, который возил вокруг манежа свою тележку…

Но, по счастью, эта сладкая пытка длилась недолго. Свет на арене скоро погас, разговоры стихли – и выступление началось.

Невозможно описать степень моего восхищения: с первых же минут я позабыла обо всех волнениях и невзгодах! Каждый следующий номер заставлял меня сжиматься в томительном нетерпении; заламывать ручонки в немом испуге; громко вздыхать или повизгивать от восторга!.. В тот день мне довелось впервые увидеть попугаев и обезьян, кентавров и гномов… и даже русалку-тритониаду, вывезенную на арену в огромном цилиндрическом аквариуме!.. На манеж выходили и жонглëры, и эквилибристы, и акробаты. Последние – совсем как мне мечталось – летали под куполом на сложных конструкциях и были похожи не то на ангелов, не то на волшебных птиц… Паяцы разбавляли напряжение своими простыми сценками. Музыканты гремели тарелками и гудели трубами… Мне особенно запомнилась цирковая наездница: она выехала на манеж, стоя вниз головой на высокой каурой лошадке и, не меняя позиции, тотчас пустила еë галопом! Помня, что это было только её приветствие, вы можете легко вообразить, какие невероятные трюки она выделывала в течение всего номера.

Казалось, уже ничто не могло впечатлить меня больше увиденного за первый час представления… Но на манеже вдруг показались тигры. Шесть громадных кошек ступали по песку в такой горделивой манере, словно это не зрители купили билет, чтобы взглянуть на дрессированных хищников, а сами они пришли из любопытства взглянуть на зрителей. Афиша не обманула: укротитель по имени Эрпине действительно был усат и носил на поясе длинный кожаный кнут. Вероятно, его персона была хорошо знакома столичным толстосумам: зрители приветствовали его полосатую процессию громче, чем кого бы то ни было из артистов.