— Знакомый, — ответила я.
Другого ответа у меня не было. Друг? Мужчина, волнующий меня, не дающий мне возможности опомниться? Кто?! Начальник Эдуарда, под которого тот заставил меня лечь? Мужчина, с которым я впервые за свою жизнь получила удовольствие от секса?
— Добрый вечер, — подойдя, обратился Демьян не ко мне – к моей дочери. Причём на лице его не было даже намёка на улыбку, а голос был серьёзным. – Ты Софья, верно?
Соня напряглась. Несколько секунд она внимательно разглядывала Терентьева и только после медленно кивнула.
— Меня зовут Демьян, — он тоже рассматривал её. Не так, как когда-то меня – совсем иначе, но столь же пристально.
Ветер погнал листья по земле. Один – золотисто-рыжий, кленовый, ударился о ботинок Терентьева и закружился дальше. Демьян глянул вдаль, после на меня.
— Пойдём в машину. Боюсь, без дождя не обойдётся.
— У меня есть зонт, — я не спешила.
Мы стояли, глядя друг на друга: он – уверенно, зная, что в конечном итоге всё будет так, как скажет он, я – пытаясь понять, готова ли я хотя бы мельком позволить ему коснуться жизни собственного ребёнка. Чувствовала пальчики Сони, её тепло, мягкую шерсть её пушистой перчатки и не находила ответа.
— Пойдём в машину, — он снял с моего плеча сумку и пошёл к Лексусу.
Я судорожно выдохнула и последовала за ним.
— Мам, — стоило нам отъехать на пару сотен метров, Соня заёрзала.
Я рассматривала рисунок: большой кот, свернувшийся на подоконнике. Детский рисунок, но, Боже… Как же права была воспитательница. Незримые штрихи, что уловила моя дочь, будто вдыхали в него жизнь. И ведь когда-то я тоже могла…
— Что, солнышко?
— Я есть хочу, — помедлив, смущённо призналась Соня всё так же шёпотом.
Альбомный лист выскользнул из моих пальцев, и я, обернувшись, увидела его в руках Демьяна.
— И кто в этом виноват? – в машине было тепло, я сняла с Сони шапочку. – Почему ты не стала ужинать? Мария Сергеевна сказала, что ты вообще ни к чему не притронулась.
— Там были макароны, — едва не скривившись, выпалила Сонька. — Серые и слипшиеся, а не такие, как у тебя. Я попробовала! Но они такие… — дочь поморщилась, мне же оставалось только покачать головой.
Коснувшись мягких волос, я погладила её по голове. И как объяснить ей, что наша жизнь уже не будет такой, как раньше? Может быть, дорогие итальянские макароны позволить мы себе и сможем, но вот остальное…
— Ты любишь блинчики? – неожиданно спросил Демьян, вновь обращаясь не ко мне, а к Соньке. – Или, может быть, сырники?
Дочь смущённо замялась. Вскинула голову и уставилась на меня широко раскрытыми глазами. Я же посмотрела на Демьяна с предупреждением. Не знаю, что я испытывала в этот момент. Не страх и не гнев, скорее… Настороженность. Приоткрыв рот, я хотела было сказать, что мы поужинаем дома, что нам ничего не нужно, но опять… опять, чёрт подери, встретилась с ним взглядом. И теперь дело было даже не в том, что он пытался подавить меня. Нет.
— Ты же не против, если мы поужинаем втроём? – спросил Демьян и протянул мне нарисованного кота. – Твоя дочь великолепно рисует. На твоём месте я бы повесил этот рисунок в рамку.
Я приоткрыла губы, дыхание так и застряло где-то внутри.
— Так что насчёт ужина? – он посмотрел на меня, потом на Соню.
— Я… — я всё-таки заставила себя выдохнуть. – Я не против.
— И я, — неожиданно подала голос Соня. – Я сырники люблю. С клубникой и сметаной.
