Одержимые землёй - страница 46

Именно в эту тяжелую пору всеобщего молчания и затаенного страха в доме появился новый, стойкий запах. Уже не тот прежний, земляной, слегка подвальный, что шел из гаража и от одежды Майкла. А совершенно другой – резкий, неприятный, едкий, безошибочно узнаваемый химический запах. Сладковато-тошнотворный запах бензина.

Сначала он был слабым, едва уловимым, ощущался только возле двери, ведущей из кухни в пристроенный гараж. Эмили, чье обоняние заметно обострилось за годы неподвижного образа жизни в кресле, почувствовала его первой.

– Майкл, в гараже сильно пахнет бензином, – сказала она как-то вечером как можно спокойнее, когда он только что вернулся с одной из своих «прогулок» и молча разувался в прихожей.

– Да, знаю, – равнодушно ответил он, не останавливаясь и не глядя на неё, проходя вглубь дома. – Пролил немного из канистры, когда заправлял газонокосилку. Скоро проветрится. Не обращай внимания.

Объяснение казалось вполне логичным, обыденным. Но запах почему-то не исчезал. Наоборот, день ото дня он становился все сильнее, все навязчивее.

Он упрямо просачивался из-под двери гаража, смешивался с аппетитными ароматами готовящегося ужина, с тонким запахом старых книг в гостиной, с ароматом цветов на подоконнике. Он медленно поднимался по лестнице, достигал второго этажа, плотно проникал в комнату Лили, оседая на её одежде и волосах. Это был тяжелый, навязчивый, вызывающий безотчетную тревогу запах. Явно не просто случайная капля бензина, пролитая на бетонный пол гаража, а что-то гораздо более концентрированное, более стойкое. Он висел в неподвижном воздухе дома плотной, почти видимой, маслянистой взвесью, вызывая легкую, но постоянную тошноту и тупую головную боль.

Лили чувствовала этот запах особенно остро. Инстинктивно он ассоциировался у неё с прямой опасностью, с разрушительным огнем, с чем-то катастрофическим и необратимым. Она вдруг отчетливо вспомнила несколько больших красных пластиковых канистр, которые видела в дальнем углу гаража раньше, еще до того, как отец сменил замок на двери и она перестала быть заперта. Для чего её отцу могло понадобиться столько бензина? Их маленькая газонокосилка точно не требовала таких промышленных объемов топлива.

Однажды глубокой ночью Лили снова не могла уснуть из-за этого едкого запаха, который к ночи, казалось, стал еще гуще и невыносимее. Она тихонько, стараясь не шуметь, спустилась на первый этаж. Весь дом спал беспокойным, тревожным сном. Она подошла к двери в гараж и осторожно прислонилась к ней ухом. Изнутри не доносилось ни звука. Полная тишина. Но запах здесь, у самой двери, был почти невыносимым. Он сильно щипал глаза, проникал глубоко в легкие, вызывая кашель. И к этому основному запаху бензина теперь явно примешивался… тот самый, прежний, знакомый запах – тяжелый дух сырой потревоженной земли и ржавого железа. Эти два совершенно разных аромата – мертвой земли и живого огня – причудливо сплетались в удушливый, по-настоящему зловещий коктейль.

Лили быстро отступила от двери, чувствуя, как по спине снова бегут знакомые ледяные мурашки. Что там происходит? Что он там делает по ночам? Просто хранит запасы топлива для какого-нибудь подземного генератора в своем бункере? Или… или что-то гораздо худшее? Гораздо более страшное? Мысли лихорадочно метались в её голове, одна страшнее другой. Уничтожает какие-то улики? Готовится к поджогу? К чему? Дома? Себя? Их? Запах бензина перестал быть просто неприятным запахом. Он стал грозным предзнаменованием. Зловещим символом чего-то невероятно горючего, взрывоопасного, что стремительно накапливалось не только в запертом гараже, но и в самом Майкле, в самой густой атмосфере их внешне благополучного дома. Казалось, теперь достаточно одной случайной искры – неосторожного слова, неловкого движения, внезапного короткого замыкания, – чтобы все вокруг мгновенно вспыхнуло и сгорело дотла. Едкий запах пропитывал уже сами стены, мебель, одежду, становясь неотъемлемой, удушливой частью их новой реальности, неизменным фоном, на котором беззвучно разворачивалась их тихая, но неотвратимая семейная драма. Он был как настойчивое, монотонное тиканье невидимых часов на бомбе замедленного действия, неумолимо отсчитывающих оставшееся время до неизбежного взрыва.