– Семя крови моей, ясны ли тебе слова мои?
– Да, – монотонно ответило Семя.
– Семя мое, ясен ли тебе долг твой?
Оно кивнуло.
– Глупое дитя! – гаркнул голос Сиэли. – Разве ты не видишь, что королевский взгляд ослаб? Молви устами!
– Полно. Не кори плоть мою, ибо она лишь вчера рождена на свет. Ведь мы не желаем устрашить мое чадо?
Какое спокойствие источал властелин. Безбрежное, точно море.
– Подойди, дитя. Увы, мое зрящее око лишь восстает на небосклон, посему я не в силах рассмотреть тебя как должно. – В голосе как будто скользнуло сожаление.
Семя подступило. Что это все-таки за мир, за жизнь? Что за странные создания напротив? Неведомо.
Из-за чудовищного престола вдруг хлынул свет и разлился по благородным просторам тронной залы теплой божественной благодатью. Как она упоительна!
– А‑а, воистину… Позволь же, Семя мое, явить царство, коим я властвую.
Верховный Владыка нетвердо поднялся, являя себя в истинном виде. В левой глазнице переливалась тусклым тоскливым светом серебряная сфера, а на губах играла любящая улыбка заботливого, чуткого бога. Кустистые седые брови топорщились пучками, с подбородка ниспадала длинная белая борода. Старые кости иссохшей руки обтягивала тонкая кожа, ногти были длинные и острые, а вторая рука пряталась под облачением.
Король облизнул тысячелетние губы изнуренным, как бы нескончаемым языком. Он вдвое превышал чадо, которое само было выше любого человека, но явно уступало в росте исполинам акарам.
Украшала королевское чело ясеневая корона – казалось, водруженная на макушку, но, если вглядеться, она росла из черепа наравне с завитыми рогами.
Он без помощи подручных сошел с престола, опираясь на дубовый посох.
«Не страшись отца, одиннадцатое Семя», – пробурились в голову слова. С того конца тронного зала красноречиво блеснула черными глазами тварь со щупальцами.
Семя обогнуло престол вслед за отцом. В это мгновение королевское око, солнцем ползущее ввысь, облило его лучами, и пришлось прикрыться рукой.
– Не страшись, Семя мое, ибо ни одно мое сотворение не дерзнет причинить тебе вред.
За широким балконом открылась панорама истинного благолепия – первое, что Семя узрело за темничными стенами Утеса. По щекам впервые покатились слезинки, и каждая искрилась отблесками звездного небосвода, будто пойманными в склянку.
– В груди… – Чадо приложило руку к сердцу. – Больно. Колет.
– Сердце трепещет, – кивнул Верховный Владыка. – Узри сие пресвятейшее творение мое и содрогнись! Все, над чем восстает мое око, претворено по наказу Создателя. Все претворено мною!
Он обвел рукой Минитрию: обширные равнины, точно зеленые моря, раскидистые леса, нескончаемую горную гряду на западе и блещущие вдали города.
А в небесах неумолимо прокладывал свой курс великолепный золотой минарет. Где-то на горизонте свечным огоньком трепыхалось кольцо пламени. Землю, подобно венам, изрезывали долы и извилистые реки.
– Таково мое творение. Я радею о сим царстве, посему даровал тебе жизнь, – объяснял Верховный Владыка. – Ты сразишь возросшее зло и принесешь его сердце, дабы я сотворил из Нифа землю, а затем соединишься с собратьями, вознесшись к нашему Создателю. – Монарх повернулся к Семени. – Таков мой наказ, дитя Сребряной Ивы. Таков твой долг, Иеварус, мое одиннадцатое Семя.
Так одиннадцатое Семя было наречено именем.
