После наивных попыток спрятать свои богатства, Эдме задумалась о том, как ей справиться с Прим и Уни. При всей своей безалаберности, мисс Уимс не была лишена некоего подобия здравого смысла и заметила, что оба слуги слишком наглы. История с сундучком показала Эдме, что они вполне могут оказаться нечистыми на руку. Впрочем, она не стала размышлять на эту тему, а все потому, что мысли ее повернулись в том направлении, в котором думать было и приятнее, и веселее.
Девушка вышла из спальни, плотно прикрыла за собой дверь и спустилась во двор. Грязь, глина и заброшенность – вот то, что увидела она в сгущающихся сумерках. Если бы не холмы вдалеке, не скалистый берег моря и свежий воздух, то Эдме впала бы в отчаяние. Но красивого вида оказалось достаточно, чтобы подстегнуть фантазию мастера. Именно так – мастера. Мисс Уимс превзошла своего отца в ремесле гравировки, но вряд ли сознавала это.
Эдме обошла свой домишко, обнаружила в дальнем углу двора небольшое строение из местного булыжника и смело толкнула дверь. Та издала страдальческий звук, словно оповещая – я стара, как этот мир – и открылась. В темном помещении тускло мерцало небольшое окно, освещая грязный, но очень крепкий стол и груды ненужного хлама по углам. Среди этой пыльной роскоши, Эдме выискала кусочек дощечки, взяла его и поспешила уйти. На воздухе, несомненно, приятнее.
Эдме отыскала укромный уголок рядом с каменной изгородью, удобно устроилась на перевернутом вверх дном старом бочонке. Достала из кармашка маленький ножичек и стала наносить на мягкое дерево узор, что увидела на древнем камне кельтов. Пока сумерки не стали густыми и темными, Эдме словно исчезла из этого мира. Твердая маленькая рука вытачивала причудливую вязь древнего рисунка на дощечке. Мисс Уимс была сосредоточена и уверена в своем занятии. Пожалуй, это было ее единственной уверенностью в жизни.
***
К полудню голова Дави стала болеть сильнее, но Маккензи ждал решения вопроса о закладных, и Хогг держался. После поверенного, явился эсквайр Трелони и долго убеждал барона, что межевой камень сдвинут, а он, несчастный, платит аренду за те несколько футов. Дави кивал, делал строгое лицо, а думал об Эдме Уимс, маленькой неудачливой девушке.
Когда головная боль стала невыносимой, Хогг прекратил стенания Трелони одним словом:
– Передвинь. – И сквайр внял, попятился и вышел.
Дави добрался до спальни, упал в кресло и прикрыл глаза. Правда, отдыха не получилось: мысль об Эдме колола, нервировала и пульсировала.
– Бун! – Слуга вошел сразу, как обычно, и встал перед хозяином. – Пусть Рилл узнает все о новой владелице поместья Уимсов. Что с ее отцом? Ты говорил, что его дом был разграблен, так выясни, кто это сделал.
– Слушаюсь, сэр, – кивнул Бун и уже собрался выполнять поручение барона, но оказалось, что Хоггу этого мало.
– Скажи Риллу, что я хочу знать, кто служит в доме Уимс. Как служит и сколько времени. Пусть выяснит в каком состоянии поместье.
– Поместье, сэр Дави? – Бун не справился с удивлением. – Коттедж меньше, чем лавка пекаря, и в десяток раз беднее, чем дом Ула Барроу.
– Ступай. Думаю, ты в состоянии передать мои слова Риллу.
– Да, сэр.
Дави перекусил мясом и хлебом, сморщился при виде вареной морковки – та взбесила Хогга ярким своим цветом – и уснул. Отдых получился недолгим, однако, благодаря ему, Дави не мучился ожиданием. Уже в сумерках явился Бун и доложил хозяину обо всем, что узнал пронырливый Рилл.
