Глаза отца пылали фанатичным блеском, подтверждая мою догадку, но в таком состоянии, зная по личному опыту, с ним разговаривать уже было бесполезно.
Ударив коня по крутым бокам, отец пустил его в галоп, не желая меня слушать, из-за чего в душе ярким пламенем вспыхнула обида. Умом я понимала, что если всё так, как подозревала, то его вины в подобном поведении нет, но ничего не могла с собой поделать. Лишённая материнской любви, я искала отцовскую, но в такие минуты больше всего хотелось остаться одной. Не зря говорят, что тот, кого мы любим больше всего, способен не только нас осчастливить, но и причинить самую сильную боль, иногда даже словом, или наоборот — его отсутствием.
Утерев выступившие слёзы рукавом рубашки, я вздохнула, собираясь с силами, и направилась следом за отцом, дав самой себе зарок, что пока не будет веских доказательств, к этой теме возвращаться не стану.
Горы, громадными великанами, возвышались в нескольких сотнях метров впереди, заставляя каждый раз, когда я находилась неподалёку, чувствовать себя ничтожной пылинкой по сравнению с ними, но сегодня меня мало это волновало. Гораздо больше я переживала за то, что следы от лошадиных копыт, с характерным сколом, чётко вели туда, куда нам не советовали соваться. Да, именно в Чёрных скалах мы собирали самые большие урожаи цветочной росы, но не ехать же сюда, когда эти места облюбовал оборотень. Мне бы вернуться обратно, но сама мысль, что я оставлю здесь на произвол судьбы единственного дорогого мне человека, была невыносима.
***
Капли росы то и дело скатывались с травы и листьев на землю, искрясь и переливаясь в лучах утреннего солнца, добавляя окружающей природе очарования. Тёплый ветерок, ласково касаясь волос, теребил выбившиеся из косы локоны, щекоча шею и щёку...
Вроде всё как всегда, за одним единственным исключением — вокруг царила тишина. Не было слышно ни пения птиц, ни переругивания белок в кронах деревьев. Не всхрапывал в отдалении лось или кабан, даже мыши и те куда-то запропастились, отчего страх ледяными щупальцами начал сжимать сердце, напоминая о недавнем предчувствие.
Направляя Буланую вверх по тропе я не переставала оглядываться, прислушиваясь к каждому шороху и даже принюхиваясь, поскольку в утренней свежести явственно ощущались различные запахи, но звериного среди них не было. Я бы может и расслабилась, списав всё на разыгравшееся воображение, но кобылка тоже вела себя не спокойно — фыркала, прядая ушами, жалась к каменистой стене, подальше от зарослей, росших густой стеной вдоль утёса.
До поляны, на которой росли древесные исполины с кроваво-красными цветами, упругими лозами обвивающие их старые ветви, оставалось не больше двадцати метров, когда я услышала тихое рычание и яростный отцовский рёв, эхом пронёсшийся в горах. Сердце ухнуло в пятки, а руки затряслись от страха и напряжения. Ударив пятками по бокам Буланой, перепуганной не меньше моего, я попыталась заставить её скакать на поляну, но вместо этого, встав на дыбы, она скинула меня, и бешено тараща глаза, помчалась в противоположную сторону.
Приземлившись прямёхонько в кусты, смягчившие моё падение, я, ругаясь сквозь зубы, выбралась на тропу, и зажав в руке подаренный отцом кинжал, побежала на звуки борьбы.
Страх уверенно сменился всепоглощающим ужасом, когда вместо рычания и криков вновь воцарилась тишина. Чувство самосохранения настойчиво пыталось повернуть меня обратно, убеждая в бессмысленности моего поступка, но я мчалась вперёд, гоня прочь назойливые мысли.
