Живот больше не бурчал – он превратился в каменную пустоту, сжимавшую внутренности холодными тисками. Рана на боку, где вонзился бандитский нож, воспалилась и пульсировала тупой болью, но даже эта боль казалась далекой, словно приходящей через толстый слой ваты.
Лес вокруг дышал.
Старые сосны скрипели на ветру, трусь друг о друга облезлыми стволами. Где-то далеко каркала ворона – насмешливый, одинокий звук, от которого по спине пробегали мурашки.
Агниш поднял голову.
Перед глазами поплыли черные пятна. Солнце, пробивавшееся сквозь чащу, раздваивалось, растраивалось, превращаясь в несколько слепящих шаров. Он зажмурился, чувствуя, как липкая слабость поднимается от колен к груди.
Знак на ладони – тот самый, что светился так ярко в пепле Кхарвы – теперь едва теплился, будто и сам готов был погаснуть.
"Нет…"
Он сжал кулак, чувствуя, как шершавая кожа ладони прилипает к пальцам.
"Не сейчас…"
Ветер внезапно сменил направление, принеся с собой новый запах – резкий, металлический, знакомый.
Кровь.
Свежая.
Агниш поднялся, цепляясь за стволы деревьев. Его ноги двигались сами, ведомые древним инстинктом, более старым, чем страх.
Три шага.
Пять.
Десять.
Перед ним открылась небольшая поляна, заваленная буреломом. И там…
Волк.
Огромный серый зверь лежал на боку, его могучая грудь тяжело вздымалась. Из задней лапы торчал железный наконечник стрелы, а вокруг уже собралась липкая черная лужа. Желтые глаза, полуприкрытые, следили за приближением Агниша, но в них не было страха – только усталое принятие.
Агниш замер.
Он видел этого волка раньше – в детстве, когда ходил с отцом за грибами. Старики в деревне называли его Лунным Странником и шептались, что это не просто зверь, а дух леса.
Теперь этот дух умирал.
И умирал в одиночестве.
Как и он.
Агниш опустился на корточки, протянув дрожащую руку. Знак на ладони вдруг вспыхнул слабым светом, освещая рану зверя.
"Нет…"
Он покачал головой.
"Не ты…"
Его пальцы обхватили древко стрелы. Волк зарычал, но не укусил – просто сжался в ожидании новой боли.
Резкий рывок.
Древко сломалось, оставив наконечник внутри.
Агниш схватил край своей рубахи – последней чистой ткани, что у него осталась – и с силой дернул. Материал с треском разорвался.
"Подожди…"
Он не знал, понимает ли его зверь. Но когда он начал обматывать рану, волк лишь глухо застонал, но не сопротивлялся.
Кровь проступала сквозь ткань почти сразу, но Агниш не останавливался – завязывал туже, крепче, пока пальцы не начали неметь от напряжения.
"Живи…"
Это было не просьбой.
Не мольбой.
Это был приказ.
Тот самый, который он не смог дать себе, когда лежал в пепле родной деревни.
Знак на его ладони вспыхнул ярче – не ослепительно, как прежде, но достаточно, чтобы осветить морду волка.
И тогда Агниш увидел.
В глазах зверя отражалось небо.
Не то, что было над ними сейчас – серое, затянутое дымом.
А ночное.
Усеянное звездами.
И на его фоне – силуэт горы с пещерой, из которой лился золотой свет.
Послание?
Видение?
А может, просто галлюцинация голодного сознания.
Но когда волк, превозмогая боль, поднялся и сделал шаг вперед – затем еще один – Агниш понял.
Это был не конец.
Это было начало.
И когда зверь оглянулся, словно спрашивая "ты идешь?", Агниш, стиснув зубы от боли в боку, шагнул следом.
Двое раненых существ.
Один путь.
И знак на ладони, что теперь горел чуть ярче, чем пять минут назад.
Где-то далеко, в глубине леса, завыл ветер – долгий, протяжный звук, похожий на зов забытого бога.
