– Ну, не по деревьям же стрелять, – убавил я прыти Артему. – Метрах в ста впереди каменная россыпь, – курумник. Там среди камней пищухи водятся. Вот там и постреляешь, – как ни говори, а живая, движущаяся цель.
Эти пищухи не представляли собой никакой промысловой ценности. Шкурки и них слабые, мех не привлекательный. Мне их было не жалко. При первой встрече с ними я принял их за крыс. Во-первых, потому, что они были серыми и близкими к ним по размерам, а во-вторых, увидел я сразу несколько особей, сновавших среди камней, и это тоже как-то ассоциировалось с крысиной стаей. Впрочем, я тогда увидел их издалека, и рассмотреть, как следует, не успел, – они, увидев меня, сразу же попрятались.
Я сунул в карман свою тетрадку со схемой маршрута, подумал, – дело все равно идет к завершению нашей вылазки, – пусть шумит, стреляет, душу отводит. А я посмотрю, насколько он меток. О том, что мы увидим пищух, я не сомневался. Надо только притаиться, где-нибудь за деревом; они долго не выдержат, – обязательно вылезут посидеть под последними лучами солнца, оглядеться по сторонам.
Вышли к курумнику. Здесь на площади квадратов в четыреста расстилалось, подобно озеру россыпь острозубых каменных глыб. Меня и поныне не вполне понятно происхождение этих каменных полей. Специалисты-исследователи пишут, что их образование вызвано попаданием воды в трещины и последующим их многократным расширением при зимнем замерзании. Поскольку де этот процесс продолжается тысячелетиями, вот, мол, и образуется такой ландшафт.
Может быть и так. Только, думаю я, за эти тысячелетия ветрами должно было надуть, нанести меж этих камней столько пыли, всяких органических остатков, семян тех же одуванчиков и не только, что там давно должна была повырастать не только трава, но и могучие деревья. Так ведь нет, – голые безжизненные глыбы, будто образовались неделю назад. Идти через такой курумник – мученический труд с реальным риском сломать или подвернуть себе ногу.
Я в своих хождениях по лесу вышел однажды на курумник, напоминавший каменную реку. Шириной он был метров в сто, зато простирался в обе стороны, – насколько можно было охватить взглядом. Недолго думая, полез в камни, рассчитывая, что минут через пятнадцать переберусь на другую сторону. Не тут-то было. Пришлось переползать, прижавшись пузом, каждую глыбину, еще и опасаясь, как бы нога не попала в какую расщелину. Добрался до середины часа за полтора, при этом вымотался до последнего, – хоть «мама» кричи.
Подобное ощущение я испытал лишь однажды, когда вздумал переплыть обскую протоку. Почувствовал тогда, что сил уже нет, а до берега еще далеко. Выплыл только на упрямстве и самовнушении. Вот и здесь подобное, правда, полегче, – все же посуху. Выбрался, конечно. С трясущимися руками и ногами вышел к опушке леса. Было уже не до охоты, и не до добычи. Сориентировался и затрусил к дому. С тех пор к курумникам я стал относиться настороженно, – старался обходить их стороной.
*
Мы притаились за деревьями неподалеку от края курумника в ожидании. Артем держал в руках направленное в сторону курумника ружье. Минут пять было тихо, потом послышался свист, и над одним из камней, забавно опираясь на него передними лапками, показалась пищуха.
Прогремел выстрел, подняв с деревьев стаю неведомо откуда взявшихся здесь ворон. Видно было, как дробь ширкнула по поверхности камня, подняв облачко снежной пыли. Пищуха дернулась и безжизненным комочком скатилась к основанию каменной глыбы. Мы подошли, подняли зверька с земли.
