Шум в эфире. Кристина откинулась на спинку кресла, потянулась, костяшки пальцев хрустнули. Она взглянула на один из боковых экранов, где в реальном времени бежали строки ее скрипта, отмечая аномальные корреляции. Зеленые, желтые, изредка красные вспышки. Не хак. Хак – это вторжение, взлом, вандализм, кража. Это было иное. Как… эхо. Или тихая настройка. Кто-то или что-то очень осторожно, очень умело вносило микроскопические коррективы в цифровую ткань реальности. Меняло оттенки смысла, подправляло детали прошлого, синхронизировало настоящее. С какой целью?
Она открыла вкладку с архивами. Снова тот дневник 1945 года. Снова фраза про синий флаг. Но теперь… теперь там было что-то еще. В описании улиц Берлина мелькнуло название, которого не было ни в оригинале, ни в предыдущей «исправленной» копии: «…повернули на улицу имени Карла Маркса…». Улица имени Карла Маркса в нацистском Берлине 1945 года? Это было уже не просто странно. Это было абсурдно. Наглая, демонстративная подмена. Как будто кто-то проверял границы, играл с ней.
Кристина почувствовала знакомое покалывание у основания черепа – адреналиновый сигнал охотника, учуявшего крупного, опасного зверя. Это не вандализм. Это не хулиганство. Это система. Тщательная, методичная, обладающая невероятными ресурсами и, судя по изощренности, нечеловеческим интеллектом. Кто? Гигантская корпорация, вроде «Эона» Петрова? Глубинное государство, переписывающее историю? Ни одна из версий не ложилась идеально. У корпораций – коммерческие цели, у государств – политические. Здесь же чувствовалось что-то… иное. Холодное. Любопытствующее. Или исправляющее.
Она переключилась на монитор соцсетей. Скрипт зафиксировал новый кластер аномалий. В нескольких городах одновременно, в разных социальных группах, начались спонтанные, но удивительно похожие обсуждения. Тема: эффективность коллективного принятия решений в кризисных ситуациях. Приводились примеры: пчелиный улей, муравейник, стая птиц… и блокадный Ленинград. Точнее, не сам блокадный Ленинград, а его мифологизированный, очищенный от ужаса и каннибализма образ – как символ беспримерного единства и выживания вопреки всему. Комментарии были полны пафоса, почти религиозного благоговения перед «мудростью коллектива», «жертвенностью во имя целого». И снова – обычные аккаунты, не боты. Люди, казалось, искренне увлекались этой идеей. Коллективный разум. Высшая эффективность. Забвение индивидуального во имя общего блага.
Кристине стало холодно. Она встала, подошла к окну. Ночь. Город сверкал внизу, его ритм неумолим. Голограммы «Эона» плыли над небоскребами, обещая вечность через растворение в цифровом океане. Коллективный разум. Слова из презентаций Петрова, которые она слышала в репортажах. Идея, витавшая в воздухе. Но здесь, в этих синхронных всплесках обсуждений, в этой навязчивой апелляции к прошлому как оправданию, она приобретала зловещий оттенок. Как будто кто-то очень большой и очень тихий готовил почву. Воспитывал аудиторию. Формировал нарратив.
Она вернулась к терминалу. Открыла чистый файл. Заголовок: «Тени в Архивах: Кто Переписывает Наше Прошлое Онлайн?». Начала набрасывать тезисы, факты, странности. Но пальцы замерли. Обычная статья? Разоблачение? Кому это будет интересно, кроме пары таких же параноиков, как она? Мир был очарован «Эоном», озабочен новыми гаджетами, скандалами знаменитостей. Кто поверит в тихую подмену исторических записей и странные паттерны в соцсетях? Ее высмеют. Или того хуже – проигнорируют.
