– Так. Оба в каморку со всем этим хозяйством! И сидеть там, как мышки!
– Слышь, Саня, – позвал пациент, у меня тэтэшник есть, возьми…
– Не надо. Здесь больница, а не «стрелки» ваши.
– Так они с оружием, Сань… – попытался возразить раненый.
– Разберемся, – махнул рукой Корольков. – Все, быстро под лестницу!
– А ты? – Свету аж трясло от страха.
– Я сам. Все, Света! Идите. И-ди-те!
Проследив, чтобы они уторкались в каморку, он закрыл снаружи небольшую незаметную дверку и пошел к входной двери, на ходу доставая из кармана сигареты и спички.
Открыв дверь, Саша молча вышел на крыльцо и увидел в предрассветных сумерках, смешанных со светом фонарей, стоящих на дорожке двух парней в таких же кожаных куртках, как та, что была на его раненом тезке. У одного из пришельцев в руках был короткоствольный «калаш».
«Нифига себе», – подумал Саша и стал молча закуривать, пряча спичку в сложенных ковшиком ладонях. Закурив, бросил спичку в урну и с совершенно равнодушным лицом, словно в трех метрах от него не стояли двое бандитов с оружием, затянулся.
– Слышь, братан! – окликнул его один из парней.
Саша взглянул на него и, ничего не ответив, снова затянулся.
– Ты тут старшой?
– Да, – спокойно и безо всякого выражения ответил Саша, продолжая курить.
– Тут это… Такое дело… Дружок наш к тебе не приходил?
Саша молчал и внимательно и бесстрастно смотрел вопрошающему прямо в лицо, избегая, тем не менее, его взгляда.
Получалось, что взгляд упирался парню выше переносицы. «Все правильно, – думал Саша. – Сюда и надо». Парень не то чтобы засуетился, но стал уточнять:
– Дружок наш, здоровый такой, в кожанке… Подраненный он… А? Может, забегал?
– Нет, – спокойно ответил Саша, снова затянулся и, не отрывая взгляда ото лба бандита, замолчал.
Корольков смотрел на него все так же без выражения, однако парни сникли:
– Ну понятно… Нет, значит…
Саша молчал и курил. «Скоро сигарета кончится, – подумал он. – Что тогда делать-то?»
– Куда же он… Пошли, ладно… Извини, братан…
– Да ничего, бывает, – равнодушно ответил Саша.
Он дождался, пока парни скроются за поворотом, и только тогда затушил догоревшую до фильтра сигарету и, войдя в здание, спокойно закрыл дверь на замок.
Почему они не стали ему угрожать, рваться в отделение, чтобы вывернуть там все наизнанку в поисках раненого? Саша долго потом задавался этими вопросами, строя различные догадки и версии произошедшего. Возможно, думал он, оружие у них не было заряжено. Возможно, они уже очень устали, прочесывая окрестности. Вероятно, это не были их личные счеты с бандитом Саней, и кто-то просто отправил их его искать, а искать было уже неохота…
Однако Корольков понимал, что дело было не только и не столько в этом. Его хладнокровие и правильное поведение в этой непростой ситуации тоже сыграли свою роль. Гордиться было как-то не комильфо даже с самим собой, но выводы Саша сделал. Эта переделка много ему дала: он начал чувствовать свою внутреннюю силу, понимать, что может влиять на людей и подчинять их себе. Это очень пригодилось ему потом, когда он стал врачом и часто отстаивал свои диагнозы, свою точку зрения на терапию. Тем не менее, за свои решения и за свои слова Саша отвечал всегда сам, и люди чувствовали это. Если Корольков сказал, значит, он сделает. А если сделает, то ответит.
Трудную жизненную позицию выбрал для себя Саша, но, как считал он сам, единственно возможную для настоящего мужчины и для настоящего хирурга.
