Октябрический режим. Том 1 - страница 61

В конце мая в печати появились слухи, что сессия Г. Думы будет прекращена 15.VI. Это была хорошая мысль, кому бы она ни принадлежала, – распустить депутатов на каникулы, а потом оттягивать начало осенней сессии. Однако 15.VI ничего не произошло, и, более того, в этот самый день Винавер многозначительно заявил: «Насколько мне известно, никто в Г. Думе на каникулы не собирается», что заставило Ковалевского помянуть «Долгий парламент».

Отказ правительства уступить свои места ответственному перед Думой министерству не обескуражил кадетов. Они вновь и вновь выражали надежду, что нынешние министры скоро уйдут, а на смену им придут лица, пользующиеся доверием Думы. Если правительство будет и дальше противиться народным желаниям и требованиям, то неизбежно его столкновение с народом. «Будет конфликт, или не будет, это мы узнаем значительно позже, когда наши законопроекты будут приняты Думой и пойдут дальше». Покамест Дума как главный штаб народного (а не революционного) движения должна оставаться на своем посту.

Странное замечание сделал Набоков 15.V при обсуждении мелкого вопроса о том, какие дни недели оставить для работы комиссий, а какие для заседаний): если два дня в неделю, свободные от заседаний, будут примыкать к воскресенью, то провинциалы на эти дни будут разъезжаться по домам. «Может быть, со временем, когда будет нормальная, правильная и спокойная работа, мы так и сделаем, но теперь, когда возможны всякие случайности, возможна необходимость собрать Думу немедленно, было бы нежелательно, так сказать, растерять Думу на три дня, поэтому предлагаю остановиться на двух днях среди недели, не примыкающих к воскресенью». Эти слова были встречены аплодисментами. При каких же случайностях кадеты намеревались собрать Думу немедленно? Неужели они уже ждали указа о роспуске и уже решили, что не подчинятся и все равно продолжат заседать?

Кадеты намеревались вести законодательную работу, как ни в чем не бывало. «Наши постановления сделаются законами. Другого ожидания и другого убеждения здесь быть не может. Мы – законодатели, и противящиеся законодательной власти должны будут ей подчиниться».

Подобное мнение прозвучало и с левой стороны. Седельников пессимистично полагал, что сочтены дни самой Думы, уйдет ли она сама или же правительство ее распустит. Поэтому ей следует позаботиться о завещании в виде законопроектов. «Мы не должны бояться за судьбу наших законопроектов: они будут приняты, они будут утверждены Его Величеством – русским народом, и он не только утвердит их, но и приведет в исполнение. Так поторопитесь же дать ему эти законы! Он их ждет, он их требует!».

Таким образом, Г. Дума намеревалась, подобно Сизифу, работать вхолостую – над законопроектами, которым заведомо не могло быть дано дальнейшего хода. Увлеченные журавлем – министерским портфелем – в небе, кадеты не смущались отсутствием синицы в руках.

Забавно, что Родичев порой даже рядился в тогу верноподданного, словно желая задобрить Монарха на случай своего будущего назначения.

Над чем же Думе предстояло работать? Гр. Витте, еще в бытность главой правительства, сделал последнюю ошибку – не заготовил для Г. Думы никаких законопроектов. По некоторым сведениям, причина заключалась в его намерении покинуть свой пост в день открытия народного представительства. Дескать, мавр сделал свое дело и может уходить, передав бразды правления в руки народа. Горемыкин ничего не успел подготовить и, по меткому выражению Н. Н. Львова, «предстал перед Думой с голыми руками». В день ее открытия глава правительства сказал Муромцеву, что в Петербурге не привыкли работать летом, а новое министерство еще не вошло в курс дела, поэтому серьезную законодательную работу следует отложить до осени. Собеседник энергично возражал. Поэтому Горемыкин распорядился, чтобы ведомства представили готовые законопроекты.