Октябрический режим. Том 1 - страница 78

В последующих заседаниях Столыпин не дал разъяснений и спохватился лишь после завершения дела. 7.VII около 3 час. Крыжановский явился в Думу и попытался добиться возобновления прений или хотя бы предоставления ему слова. Поначалу президиум отказал, но после двукратного телефонного звонка Столыпина сменил гнев на милость. Сообщение министра о Белостоке было поставлено на повестку следующего заседания – в понедельник. Но в понедельник Думы уже не существовало.

Любопытно, что, по словам Половцова, впоследствии из канцелярии Г. Думы исчезли все акты исследования белостокской комиссии.

28.VI сразу двое ораторов один за другим нанесли армии новые оскорбления. Якубсон сказал, что в Белостоке войска и полиция не появлялись в тех районах, где евреи могли бы оказать им сопротивление. «Я смело могу сказать, что русско-японская война оказала скверную услугу нашим войскам, она научила их бояться выстрелов». Затем от. Афанасьев обвинил агентов правительства в расправе над мирным населением и заметил: «диву даешься, как наши адмиралы и генералы проиграли русско-японскую войну».

Возразил Якубсону все тот же Стахович: «Я сам был на войне, я видел войну и могу сказать, как солдаты шли не на одиночные выстрелы, а на такие ужасы, которые представить здесь себе невозможно. Поэтому я говорю, что это неправда!».

Но ведь доклад думских делегатов тоже содержит оскорбление армии, обвиняя ее в устройстве белостокского погрома! Потому оратор призвал Г. Думу не уподобляться оскорбителям. «Эти обвинения ранее того, как выяснятся действительно виновные, как будут уличены доказательно, не должны исходить из наших уст и раздаваться на всю Россию. Пускай они остаются как мнения писавших это и думавших, но вы не должны, я позволю себе сказать – вы не смеете выговаривать этого упрека, бросать в лицо многих русских людей такую обиду».

Затем член Г. Думы Способный назвал слова Якубсона «пощечиной всей русской армии перед лицом всей России и, можно сказать, перед всем миром».

Впрочем, тот и сам понял, что хватил лишнего, и признал свою фразу о русской армии «неудачной».

Запросы о нарушении депутатской неприкосновенности: вопрос об Ульянове (1.VI) и о Седельникове (22.VI). Второе выступление Столыпина

Неприкосновенность членов Г. Думы была очень слабо ограждена законом. Если для лишения их свободы требовалось разрешение Думы, то для ограничения свободы достаточно было распоряжения судебной власти (ст. 15-16 Учр. Г. Думы). Привлечение к ответственности происходило также без участия Думы. Если депутат привлекался к суду за преступление, влекущее за собой лишение избирательных прав, то подлежал временному устранению от участия в заседаниях (ст. 20). Если затем суд выносил обвинительный приговор, то депутат признавался выбывшим из состава Думы (ст. 19). В обоих случаях закон требовал особого постановления Думы, что дало повод к многочисленным спорам – должно ли такое постановление делаться механически или можно и отказаться от него. Как правило, представители правительства указывали, что входить в обсуждение обстоятельств дела – значит вмешиваться в компетенцию судебной власти, поэтому задача Г. Думы – оценка не по существу, а по форме, но депутаты отказывались сводить свое решение к простой регистрации и баллотировать без обсуждения. Наконец, если преступление совершено в связи с депутатскими обязанностями, то привлечение к ответственности должно было происходить в порядке, установленном в таких случаях для высших чинов государственного управления (ст. 22).