Институт мировых судей восстанавливался, то есть законопроект возвращался к Судебным Уставам 20 ноября 1864 г., однако если ранее волостной и мировой суды работали параллельно, то теперь оставался один мировой, а волостные суды упразднялись совсем. Таким образом, на смену сложной системе судебных учреждений приходил единый всесословный суд. В компетенцию мирового судьи входили дела до 1000 р. Всего таких судей предполагалось создать около 4540 в 9622 волостях (481 уезд, 46 губерний), один судья на 2-3 волости. Каждому судье полагалось жалованье 3 000 р., соответственно, реформа требовала около 13,5 млн. р. расходов. Реформа в полном объеме вводилась только во внутренних губерниях, а окраин касалась лишь некоторых, и то частично. Впрочем, правительственный законопроект пояснял, что имеется в виду распространить реформу на всю Империю.
В ходе прений некоторые ораторы высказали мысль, что налицо, так сказать, лишь смена вывески. Националист Крылов видел идею законопроекта так: «Как по закону 1889 г. мировые судьи превратились в земских начальников, так и сейчас земские начальники превратятся в мировых судей». Масленников тоже находил, что если не изменить избирательный закон в уездные земские собрания, то вместо мировых судей Дума лишь «перелицует» земских начальников.
Волостной суд
Образование судей
Согласно ст. 115 Общ. Пол., «на должность волостного судьи избираются крестьяне-домохозяева, достигшие 35 лет от роду, пользующиеся уважением среди своих односельчан и, по возможности, грамотные». Не все судьи умели подписать свою фамилию, и докладчик Шубинский рассказывал с трибуны, что сам видел сотни подписей, которые волостные судьи ставили с помощью каучуковых штемпелей. Напротив, мировыми судьями, по законопроекту, предполагались лица со средним или высшим образованием. Если волостным судьей был свой же брат крестьянин, то в мировые судьи крестьяне не попали бы из-за имущественного и образовательного цензов.
Сторонники законопроекта придавали образованию судьи большое значение. Шубинский сравнивал неграмотных судей с неграмотными врачами: «Представим себе такой порядок вещей, когда сказали бы: пусть такое-то сословие лечится врачами, которые окончили университет, а для народа довольно знахарей и фельдшеров. Как бы вы к этому отнеслись?».
Противники мирового института доказывали, что волостной судья лучше поймет крестьянина, чем образованный судья. «Это верно: судьи неграмотны и народ неграмотен, и вот потому, что он неграмотный, ему и лучше в волостном суде разбираться», – говорил Новицкий 2. Павлович находил сравнение Шубинского неудачным: «сердце и легкие и у миллионера и у бедного одни и те же, а понятие, положим, о том же … рваном хомуте и интерес к нему у миллионера и у нищего далеко не может быть одним и тем же, и какой-нибудь корявый мужичонко, может быть, гораздо более удовлетворительно разберет спор о нем, чем самый заправский юрист».
Порой волостные судьи были знакомы с тяжущимися и с обстоятельствами дела. Челышев сослался на то, что волостной судья, «возвращаясь домой с поля, чрез баб узнает, кто виновен». Новицкий 2 привел из своей практики такой пример: кулак-мироед пришел в волостной суд, намереваясь вторично взыскать с крестьянина по векселю, но «председатель суда ему сказал: возьми ты обратно этот вексель, ты уже у крестьянина взял корову». В таких случаях волостной суд мог оказаться эффективнее мирового. Впрочем, мог и не оказаться – знание обстоятельств могло повлечь за собой пристрастие. Недаром пример Челышева с судьей, «подготовленным» бабами, вызвал негодование юриста Шубинского.
