Павлович и от. Гепецкий отмечали, что прежний мировой суд работал одновременно с волостным судом, а новый будет работать вместо волостного суда. Таким образом, рассчитывать на легкое возвращение к старому доброму времени было неосмотрительно.
А судьи кто?
В своей первой речи по законопроекту Шубинский выразил надежду, что кадры для мировых судей найдутся: в земские начальники не шли, потому что это была чиновничья деятельность, а в мировой суд пойдут. «Я верю в Россию, – говорил докладчик в другой речи, – я верю, что найдутся люди и что они окажутся на местах и что они с охотой отдадут свои силы этому новому начинанию, за которым стоит, по моему мнению, громадное будущее».
«Это звучит гордо, – возражал Павлович, – но к сожалению это не соответствует действительности. Точно так же верили в Россию и те, которые вводили институт земских начальников: у них были чистые побуждения; они верили в Россию, но действительность так горько над ними посмеялась. Нужно считаться с тем, что есть».
По законопроекту, для занятия должности мирового судьи требовался имущественный ценз и образование. Едва ли на всю Российскую Империю нашлось бы 4500 крестьян с цензом и образованием. Кроме того, выбирать судей должны были земства, а крестьянские депутаты предполагали, что нынешние земства крестьян выбирать не станут. Как тогда выражались, «в земство крестьянин допущен только для запаха».
Потому неудивительно мнение ряда ораторов, что законопроект создаст суд помещиков. «Если мы примем этот закон, предложенный комиссией, – говорил Челышев, – крестьяне ясно поймут, что это не для народа закон, а это новые места для 5 000 чиновников, которых посадят на шею народную».
Но помещики, они-то для мировых судов найдутся в количестве 4500 лиц? В этом многие ораторы тоже сомневались.
«Я обращаюсь к здесь присутствующим уездным предводителям дворянства, – говорил Шечков. – Им прекрасно, конечно, известно, как трудно заместить какую-нибудь вакантную должность земского начальника. Приходится обыкновенно сталкиваться с таким обстоятельством, что все работоспособное в уезде уже является использованным на месте, приходится просить губернатора о присылке извне какого-нибудь лица».
Разорение дворянства и отток интеллигенции в города привели к тому, что на местах уже не хватало кадров для земств. Родичев напомнил, «что есть уезды, – и очень много стало таких в России, – где на съезде землевладельцев для выборов в земские собрания съезжается 19 чел. и выбирают 18, а то и все съехавшиеся объявляют себя гласными по закону».
По мнению Замысловского, законопроект дает мировым судьям большую нагрузку, несовместимую с ведением сельского хозяйства. «В самом деле, вы создаете мировые участки с пространством в среднем 900 кв. вер. и возлагаете на единоличного судью приблизительно в среднем 1500 дел. Это, гг., работа огромная, работа, которая в связи с разъездами, с местными осмотрами, отнимет все свободное время. Как только наступит весна, как только земля просохнет, мировому судье придется приниматься за массу накопившихся у него земельных осмотров, сложных, тянущихся по несколько дней. Как только он развяжется к осени с этими осмотрами, у него уже будет груда дел, которые он будет разбирать до следующей весны». Это означало, что прежних мировых судей, живших в своих имениях, прежних судей, связанных с местностью, уже не будет.
