Судья, избранный одною из партий, будет действовать под влиянием этой партии, а то и прямо в угоду ей. Независимость суда станет фикцией. Кроме того, как отмечал Танцов, «и без того крайне недостаточное число кандидатов в мировые судьи сократится, по крайней мере, вдвое, потому что партии будут проводить в мировые судьи исключительно своих сторонников в награду за партийные услуги».
Существовала также опасность того, что если земство настроено радикально, то и в мировые судьи выберет радикалов. Половцов попытался оспорить это опасение. После революционных лет, говорил он, общество станет «немножко благоразумнее», а если где-то все же такой выбор состоится, то это будет хороший урок. «Ну, что же, пускай попробуют, что значит поиграть в радикализм. Пускай их мировые судьи будут опровергать те институты права, которые в настоящее время существуют. Пускай они в известное время доведут временно до известной анархии данную местность. … Я полагаю, что те родители, которые запрещают ребенку коснуться свечки, боясь, что он обожжется, не отучат его от того, чтобы он на будущее время относился осторожнее к огнеопасным предметам. Пускай обожжется, впоследствии будет осторожнее».
Стационарная система – разъездные судьи
В то время как количество волостных судов соответствовало количеству волостей, по законопроекту на одного мирового судью должно было приходиться не более 3 волостей, причем судья должен был по возможности приезжать для разбора дела в ту волость, где оно возникло. Сторонники законопроекта находили, что таким путем будет достигнута близость мирового суда к народу.
Противники законопроекта выражали опасение, что крестьянин не сможет застать такого судью ни в камере – из-за постоянных разъездов, ни даже в своей волости – из-за несоблюдения расписания этих разъездов. «При наших расстояниях, при нашем климате и при наших дорогах составлять заранее подобные маршруты можно, но выполнять их нельзя, – говорил Замысловский. – В действительности эти постоянные разъезды несомненно будут производиться хаотически. Соблюсти здесь срок, последовательность, выдержать определенный маршрут едва ли представится возможным: то помешает метель, то распутица, то, наконец, судью задержат совершенно непредвиденно, потому что явятся новые свидетели, понадобится осмотр на месте, а в это время уже стемнеет и ехать дальше будет нельзя. … Одно из важнейших достоинств суда заключается в том, чтобы тяжущийся всегда имел уверенность, что он застанет судью в определенное время в определенном месте. … Вводя постоянные разъезды, вы создадите «судей-невидимок», и тяжущийся, когда ему нужно по неотложному делу видеть судью, будет беспомощно метаться, не зная, где судью застать».
Шубинский ответил на эти сомнения забавным доводом о том, что расписание выездов мировых судей будет устанавливаться на год вперед – ст. 41>1 законопроекта. «Поэтому все эти ссылки на распутицы, разную непогоду, метели, это только риторическая форма, которая лишена всякого значения для серьезного дела». Как будто расписание могло предусмотреть распутицу и метель, не говоря уже о всяких других неожиданностях!
Дороговизна
Если крестьянину пришлось бы, как опасались противники законопроекта, ездить к судье, возможно в другую волость, то судиться стало бы дорого. В этом отношении мировой суд проигрывал тоже волостному. «Поймите, милостивые государи, что население, когда оно судится в волости, тратит, можно сказать, ничто, ну, бутылку водки, – говорил Павлович. – Между тем у мирового судьи это обязательно обходится в десяток рублей». Оратор отметил, что обращение в суд из-за таких мелких исков бессмысленно, потому что станет дороже, чем сам иск. «И вот вам первое неминуемое следствие предлагаемого вами суда: те, которые в деревне дичают и наглеют, обнаглеют и одичают до конца».
