Говорит искренне, без тени грусти в голосе… А я стою как дура…
«Все? – обрывается внутри, когда Грозин разворачивается и открывает водительскую дверь».
Все… Надежда и разочарование.
«Это конец – щелкает в груди».
Беру сумки в руки и, гордо вздернув голову, разворачиваюсь и иду к калитке.
За спиной раздаются торопливые шаги Грозина. Уедет. Не поможет донести тяжелые сумки, не подождет, пока дойду до дома.
Все правильно.
– Ляль, может помочь – летит в спину.
– Большая девочка, справлюсь. – отвечаю, не оборачиваясь и не сбавляя шага.
«Тверже шаг, спина прямая – твержу себе, словно на уроке танцев – носочек тянем».
Выдыхаю, только услышав щелчок калитки. Сумки летят на землю, а я зажмуриваюсь и прислоняюсь спиной к ледяному металлическому забору.
– Ты совсем с ума сошла?! – раздетая выскочила.
Сестра бежит ко мне навстречу, а я так и стою, прилипнув к металлу. Рев мотора, шорох шин… Грозин уехал и почему-то от этого еще больнее, чем тогда, в квартире.
– Он уехал – выдыхаю со всхлипом.
– Кто?! Ляль?
– Паша – ухмыляюсь и бессильно развожу руки – вещи мои привез, чтобы не мешались.
–Чтоб у него все колеса отвалились! – злится Сашка – Давай в дом, простынешь. Сумки оставь! Я сама.
– Я согласна – игнорирую причитания сестры – пожалуйста, пусть Алекс поспрашивает насчет работы. Хорошо?
Павел Грозин
Теплый коньяк обжигает горло и, скатываясь в желудок только усиливает противное чувство тошноты. Должно же быть наоборот? Выпил, и похорошело, и жизнь уже не кажется такой бессмысленной и серой?
«Сломалось что-то, не работает – тру лицо и ничего не чувствую. Замерзло, онемело».
– Лимончик? – пальцем толкает ко мне тарелочку Томский.
– Не-а – отмахиваюсь я, а сам не отрываясь смотрю на подиум.
Там в дыму, под модный молодежный музон извиваются девочки. Отвлекает. Плавные движения заставляют блестящие ниточки костюмов переливаться на идеальных телах, блестки и стразы играют в неоновом свете, намертво притягивая мужские взгляды. Сознание плывет, но забыться не получается.
Ника сегодня тоже танцует. Злая. Чуть вытягиваю шею, чтобы рассмотреть ее в третьем ряду. А как она хотела? Это в своем городе она была звездой, а в столице…
«Девочка не из тех, кто сдается – ухмыляюсь, наблюдая, как она стекает с пилона».
Старается, наклоняется так, что кружевное белье не в силах скрыть ее прелести. Пошло раздвинув ноги, трясет задницей перед захмелевшей публикой. Фокусирую зрение и цепляюсь за ее ярко-рыжий хвост.
«На кой хрен я ее с собой приволок? – проскакивает в голове. – Ну, случилось по пьяни, утром протрезвел и ушел?»
– М-м-м, не девочка, а чистый секс – слышу слева от себя голос Геры Томского.
– Выбирай любую – делаю широкий жест, и заплетающимся языком продолжаю – блондинку, брюнетку…
– Вон ту рыжуху – лыбится Томский, и я трезвею.
– Подумай еще – подмигиваю ему и продолжаю наслаждаться Никиным танцем.
Даже как-то отпускает. Делаю глубокий вдох и тянусь к цитрусовой нарезке.
«Не надо было ее тащить в столицу».
Музыка меняется, свет гаснет… остается одно ярко-красное пятно в центре зала.
– Дошли до горячего – поворачиваюсь в сторону Томского и кивком указываю на подиум – сейчас стриптиз будет.
– Полный? – хрипит Томский.
– Самый что ни на есть трешовый – салютую шотом с коньяком я.
Гера расстегивает верхние пуговицы на рубашке и, развалившись на диванчике, устремляет взгляд на фигуристую красотку, что виляя бедрами, идет к шесту.
