– Скукота-а-а! – зеваю, после того как десять раз прочла одно и то же предложение.
Откидываюсь на спинку кресла и словно маленький ребенок, кручусь на нем, как на карусели. Запрокидываю голову, смотрю в потолок.
«Надо будет потихоньку обустраивать детский уголок – отталкиваюсь ногами от пола, вращаюсь на кресле в разные стороны, присматривая лучшее место. – У окна? Поближе к стене? Наверное, так, ведь надо будет проветривать комнату».
Мысли стройной веерницей ползут в голове, я размышляю, визуализирую, составляю списки…
– Черт! – выскакивает у меня и все планы рассыпаются как песок.
Причина?
Я сейчас смотрю на нее. Смотрю туда, где за комодом, виновато прижавшись к стене, ютятся две большие Грозинские сумки с вещами.
Моими вещами.
В тот день решила, что достаточно с меня впечатлений и не стала из даже открывать. Потом были дела, учеба, поиск работы… Ладно, не буду врать. Практически каждый день я смотрела на сумки, убеждала себя, что их надо разобрать и… откладывала. Казалось бы, что проще, открыть, достать вещи?
– Свои, Ляль!
Но для меня это было чем-то вроде ящика Пандоры… Открыть, достать то, что помнит время… Наше время… Четыре года счастья…
– Моего счастья, – сразу уточняю.
Становится жарко. Я стягиваю с себя толстую кофту, решительно встаю со стула и направляюсь к сумкам.
«Сейчас, или никогда – даю себе установку».
С осторожностью сапера дергаю бегунок молнии и медленно тащу его в сторону.
«Вот так, не спеша… Главное – никого не жалеть».
Заталкиваю поглубже эмоции и аккуратно раскладываю вещи по полкам. Грозин действительно привез все, ничего не забыл и не перепутал. Даже обидно. Собрал все фотоальбомы и безделушки: статуэтка кошки, копилка, ночник… Ищу глазами то самое фото с комода и не нахожу. Все-таки забыл? Или… Да, нет, конечно, забыл. Я ушла и он, наверное, бросил его куда-нибудь в дальний ящик или разбил.
«Разбил – щемит в груди. – Это же Грозин».
Убираю альбомы на самую верхнюю полку в шкафу и со всей силы хлопаю дверцей. У меня сессия на носу и на работу завтра, а месяцев через шесть, у меня родится ребенок. Вот, о чем должны быть мои мысли, а не о каких-то фотографиях.
– Молодая, с активной жизненной позицией? – повторяю слова начальника. – Надо соответствовать!
С эти мыслями я отправляюсь на кухню, чтобы сделать себе маленькую чашечку кофе.
Лялька
– Так, звезда эфира, поднимаем попец и погнали! Давай, давай, там какую-то инсталляцию историческую осквернили, и шеф требует это дело освятить. Покажу тебе еще один журналистский прием и все, завтра с чистой совестью отпущу в свободное плавание!
– Может осветить? – разбираю Сашкин бутерброд, отделяю семгу от авокадо.
– Нет, Ляль, именно освятить – ржет Стас – там план-схема чёрт-те какого века, без Божьей помощи никак.
– Раз такое древнее, значит, полчаса ему уже не навредит, а у меня беременный режим – бубню я и открываю питьевой йогурт.
Стас разводит руками, мол святое, не претендую и садится со мной рядом.
– И как только наш Саныч тебя взял, он же за «полное погружение в рабочие процессы».
– Понравилась – подмигиваю коллеге – я тоже за полное погружение. Вот рожу и начну погружаться.
– Если муж разрешит – вставляет пять копеек Степан.
– Мне проще, я сама себе муж – отвечаю, заглядывая в горлышко бутылки с йогуртом.
Стас хлопает в ладоши, бурчит себе что-то под нос и переключается на коллег. Рассматриваю его, вроде умный парень, но поведение… Словно из циркового сбежал. Помню, как не понимала его радости, что две недели «светить лицом» в камеру буду я.
