Она родила — и исчезла. А он — остался с сыном - страница 25

Вокруг него сегодня слишком много слёз – Ярик замечает женщину в строгом брючном костюме, стоящую на противоположной стороне дороги. Она смотрит прямо на него, и плечи её содрогаются в рыданиях. Она была немым свидетелем этой сцены с ребёнком – наверное, расчувствовалась. Стоит просто молча сесть в машину и, наконец, уехать с больничной парковки, но Ярику словно что-то мешает. Женщина кажется ему смутно знакомой. Ещё одна бывшая пациентка? Сегодня что, день благодарностей?!

– Женщина, вы в порядке? – спрашивает Ярослав, дождавшись, когда между ними проедет машина. Незнакомка лишь сильнее обнимает себя за плечи, будто пытается свернуться внутрь или ослабить боль в груди. Она бледна, из уголков глаз стремятся потоки слёз, смешанных с тушью – она смахивает их бумажной салфеткой. Женщина выглядит нездоровой, ослабленной, Ярику делается тревожно – надо подойти, помочь добраться до крыльца и проводить на дежурный пост. Он делает шаг на проезжую часть, но словно врезается в невидимую стену, услышав тихое:

– Я так горжусь тобой, сынок.

– Простите? – Эвану кажется, что он ослышался.– Я Наталья Малаева. Твоя мать.Малаева Наталья Викторовна. О, да. Он прекрасно знает это имя. Он помнит, как отец орал, увидев это имя в его свидетельстве о рождении. Документ Михаил закинул на дальнюю полку, и Ярик больше не видел его ни разу. Но имя запомнил навсегда. Он запомнил навсегда, как отец рявкнул на него, стоило лишь раз упомянуть это имя вслух, какие дикие у него были глаза. «У тебя нет матери!» – въелось в подкорку и воспринималось как аксиома, не требующая доказательств. Ярик делает шаг назад, стремясь спасти свой стремительно разрушающийся мир.– У меня нет матери, – вторит он словам отца. Отвернувшись, он начинает судорожно копаться в замке, надеясь свалить раньше, чем она успеет перебежать дорогу вслед за ним.– Я знаю, что совершила ошибку, я расплатилась за неё сполна, поверь…– Меня это не касается.– Ярослав, – она возникает из-за его плеча и хватает его за рукав.От её прикосновения словно дёргает током. Она касается его, значит, она живая. Не призрак, не плод его воображения, не детская фантазия. Ярик резко разворачивается, сбрасывает с себя её руку, смотрит ей в лицо. Это от неё он взял голубые глаза против отцовских каре-зелёных, это от неё у него по-бабски пухлая нижняя губа – охренеть какая неудобная штука для тех, кто часто получал по лицу на тренировках. Они с ней слишком похожи, чтобы сомневаться хоть минуту.– Отец наверняка говорил обо мне и я прекрасно представляю, что он говорил, но прошу, позволь мне рассказать всё, как было, с моей стороны.– И ты решилась на это спустя двадцать восемь лет? Никак не раньше?! – Она издевается. Точно издевается. Ярослав не хочет слышать больше ни слова, он распахивает дверь и зашвыривает на сиденье сумку с вещами. – Мне это уже не интересно.Своё он уже отдумал, отстрадал и отплакал ещё лет в восемь. Тогда его ещё мучили вопросы «почему» и «за что», но отец на них не отвечал, лишь требовал закрыть на эту тему рот. А потом Ярик вырос, и острая нужда в родительском тепле отпала сама собой. Мать ему больше не нужна. Он был не нужен ей. Разговоры не нужны никому.– У меня рак. Мне осталось год или два максимум. Прошу тебя, Ярослав. Дай мне шанс объяснить.Ярик прикладывается лбом к двери. Слишком много эмоций. Слишком много эмоций, в которых чертовски сложно разобраться. Наверное, всё проклятая профессиональная деформация – как только кто-то говорит о проблемах со здоровьем, внутри сразу же включается спасатель. Даже если человек не заслуживает ни спасения, ни шанса. Ведь не заслуживает? Отец ведь ничего ему не рассказал, она не права. И это желание узнать: почему, забитое на самое дно души, вдруг вырывается наружу.– Точный диагноз?– Лимфома Ходжкина.– Это не приговор, – Ярик вспоминает всё, что знает о раке лимфоузлов. В девяноста процентов случаев при своевременном обнаружении эта вещь излечивается. – Найди другого врача.– Я поздно обратилась в больницу. Самая длительная ремиссия длилась два года. Потом всё заново. У меня четвёртая стадия.– Область поражения?– Печень.Ярослав вздыхает, задирает голову к небу, смотрит, как медленно ползут на запад ртутно-серые тучи, волоча с собой холодный осенний дождь. Хочется, чтобы это небо свалилось ему на голову.– Я не прошу сочувствия. Я просто не могу спокойно умереть, зная, что ты меня ненавидишь.Она действительно умирает. Странно, но Ярослав больше не чувствует ни зла, ни ненависти, только пустоту, огромную как чёрная дыра.– Садитесь, – бросает он, не глядя на неё. Открыв дверцу, он садится за руль и ждёт, когда она заберётся на заднее сиденье. Ярик надеется, что за весь путь до ближайшей кофейни она не произнесёт ни слова.