Вернулась домой к вечеру. Валерка мирно сопел на кровати, Райка домывала пол в комнате. Увидев мать, она вытерла руки и прильнула к ней. Варвара погладила дочь по голове.
– Поплачь, родная, поплачь.
По её щеке скатилась горькая слеза.
– Не держи в себе. Слёзы, они такие… Они помогут…
Райка заревела в голос, мать крепко прижимала её к себе.
– Плачь, дочка.
С улицы пришёл Герасим. В руках держал ржавую трубу.
– Смори, мать, чё нашёл. Дымоход будет. Теперя печурку сложу.
Варвара махнула рукой, увела Райку в отгороженный угол и усадила на кровать. Подложила подушку под спину. На простыне остался треугольник серой бумаги – единственное письмо Семёна. Варвара тяжело вздохнула. Райка взяла в руки письмо, посмотрела на мать и прошептала:
– А Семён так и не узнает, что случилось. Может быть, и его уже нет…
– Да что ты говоришь? Зорюшка наша веру не теряла. Так и твердила, что не погиб. Может раненый, может в плен попал, но живой. И ты верь. Ты напиши ему. Пусть знает, что его ждут. Только про Зорю не пиши, не надо. Вернётся с фронта, тогда всё и узнает. А сейчас не надо. Пусть воюет.
И Райка писала. Писала по-детски наивно. Вспоминала о том, что в Москве 7 ноября на Красной площади прошёл парад, что началось контрнаступление и фашистов отогнали от столицы. Рассказывала, как отец сложил маленькую печурку, а дымоход вывел в окно, что жизнь в Москве не замирает, даже показывают новый фильм с Ладыниной в главной роли со смешным названием «Свинарка и пастух». В зоопарке работает «Уголок Дурова», а накануне Нового года в магазине Зоокомбината продавали волнистых попугайчиков, таких симпатичных. В центре на площадях и бульварах продавали новогодние ёлки, а на рынке подешевела картошка и на карточки к празднику выдавали пшено, селёдку и даже мясо. Но все её письма возвратились обратно с пометкой «Доставить невозможно».
* * *
Весной советское наступление остановилось. Врага отбросили от Москвы на 100—250 километров. В конце апреля партизанский отряд, в котором всю зиму воевал Семён, с боем вышел с оккупированной территории в расположение частей Западного фронта. Всех подлежавших мобилизации отправили в Москву, где формировали пополнение для фронта. Семён отправлялся на Воронежский фронт в составе 12-ой истребительной бригады. Он ходил за командиром и просил разрешения отлучиться на пару часов.
– Товарищ капитан, мне только повидаться с любимой и тут же вернусь. Более полугода не виделись. Ни писем, ни весточки. Уже и похоронили, наверное.
– Крюков, как же ты мне надоел уже!
Капитан посмотрел на часы.
– Ладно, беги! Только помни, к шести часам не появишься – дезертир. Не обессудь.
– Спасибо, товарищ капитан! Я мигом.
Степан помнил этот дом, старую липу, в тени которой прятались они с Зорей в тот день. Она здесь! Её глаза, её тепло, её шелковистые каштановые волосы… Вот сейчас он спустится по ступеням, постучит в дверь – и его Зорюшка отворит…
Дверь открыла Варвара.
– Здравствуйте, Варвара Яковлевна. Это Семён Крюков.
– Семён? Да что же ты стоишь в дверях? Проходи, соколик!
Варвара суетилась, двигала стулья, усаживая гостя, принималась протирать стол.
– Я тебя сейчас чаем напою. Где же ты пропадал? Зоря писала тебе, писала, всё без ответа. Ну, давай, рассказывай.
– Да, нечего рассказывать. Окружение, потом партизанский отряд…
Семён оглядывался, искал глазами Зорю. Только маленький Валерка, раскрыв рот, глядел на него.
