Рационально. Однако мне есть, чем возразить.
— От этого решения пострадают имеющиеся семьи. Возникнут долгосрочные вопросы с воспитанием потомства, пострадает совесть мужчин, женщин, а значит и сам род, — я даже не говорю, а констатирую. Это очевидно.
— Так что вы выбираете, совесть рода или его жизнь? — немедленно аргументирует он мне. — Род пострадает и в том, и в другом случае.
Мне нечего на это ответить. Я чувствую, как Вороны ухмыляются, хотя их лица невозмутимы. Теперь со мной заговорил тот, что стоит за спиной. Слушаю его, не оборачиваясь. Зрительный контакт сейчас опасен.
— Мы понимаем вас, князь. Мы согласны с тем, что вопрос этически непрост. Но вы знаете, мы должны принимать сложные решения. Вы — всеведущий и вам прекрасно известно, что нашим нежным половинам нежелательно знать всё. Более того — вредно. Способности каждого из двадцати девяти позволяют уменьшить боль своей спутницы или поменять ее позицию в этом вопросе с помощью Силы. Это гуманно. Признайте, каждый так или иначе скрывает от близких то лишнее, что причиняет им боль. Так в чем же разница? Более того, чтобы изначально облегчить нравственные страдания своим единородцам, мы сами только что сменили мнение по этому сложному вопросу двадцати восьми всеведущим. Двадцати восьми из двадцати девяти, кроме того, кто не поддался. Вороны возродятся с минимальным количеством страданий.
Капля холодного пота потекла по спине. Я — тот самый оставшийся?
— Вы показали высокий уровень стойкости и Силы, князь. Мы давно наблюдаем за вами. С вашими возможностями вы могли бы войти в Совет.
Ворон встает прямо передо мной и теперь я вынужден посмотреть на него. Кажется, что на меня упала гора. Тяжесть на плечах увеличилась вдвое, втрое... Не знаю... Невыносимо! Мой хребет застонал под давлением. Больше всего мне хочется упасть, сжаться, свернуться в комок. Голова раскалывается на части, трещит, как грецкий орех, который сжимают железные клещи, и я невольно хочу поднять руки и сжать виски. Нет... Я хочу вырвать голову! Щит... Щит! Там под щитом я, Катя, наш ребенок. Покров! Тьма накрывает мою память бархатным плотным покровом, закрывая каждый бугорок, каждую впадину.
— Ваша стойкость, как и верность вашей спутнице впечатляют.
Тяжесть ослабевает так резко, что я пошатнулся. Они закончили.
— Раз вы не собираетесь поддаваться на внушение, советуем вам серьезно подумать о перспективах стоящих перед вами вариантов, — замечают мне почти ласково. — Чистого неба и попутного ветра, князь Наяр.
Когда они улетают, я падаю, ощущая во рту металлический привкус собственной крови.
4. Глава 4. Эх, Вороны
Катя
Несколько часов я пыталась вязать. Надо отметить, что я типичная горожанка, высшая точка рукоделия для которой заключается в разрезании вещи вдоль, поперек или пополам, в надежде, что так станет лучше. Знаю, это очень оптимистичная надежда. Так и я — оптимист.
У нас нет проблем с одеждой. Конечно, в горах не существует магазинов готового платья, однако на заказ можно сшить что угодно. В небольшом поселке, где живут простые и ведающие вороны, водятся прекрасные рукодельницы, которые шьют, вяжут, делают украшения, посуду... Можно заказать что угодно! Но неделю назад я вознамерилась собственноручно связать своему будущему вороненку мягкие домашние пинеточки.
Мне виделось это так: я вяжу, часами накачивая изделие материнской любовью, потом надеваю пинетки на крохотные ножки и мой ребенок — сынок или дочка — чувствует мою заботу. И вообще, до краев заполненные любовью пинетки его хранят от вирусов и невзгод, а потом мы храним их в сундуке... вечно. И по праздникам достаем, восклицая: «А вот твоя первая обувь! Мама сделала!»
