– В него ж не попало… Только что разговаривал…
– А ты че, такого не видал? А еще диверсант! – Сержант застегнул на Быстром пальто. – Человек – нежная тварь. Не приспособлен он, чтоб головой о землю. Сколько я перевидал – рядом разорвется, осколки мимо, а он мертвый – волной убило. Вот вошь, ту попробуй… Не раздавишь, пока меж ногтями не зажмешь… Вши тебя небось тоже еще не ели?
Покряхтывая, сержант выпрямился.
– Пойду ребят позову.
Через полчаса в одной из изб Сосновки Старик мысленно подводил итоги. Шесть убитых, двенадцать раненых. Трупы сложили в тень у забора, накрыли брезентом. Семерых тяжелых отправили в санбат. За длинным деревянным столом сидели пятнадцать человек, молча ели горячую картошку с тушенкой, добытую Громом, и колбасу из сухого пайка. Им и предстояло выполнять поставленную задачу. Возвращение в отряд – верная и позорная смерть. Может, раненые, если захотят…
– За ребят! – Лис поднял алюминиевый стаканчик со спиртом.
Так же молча выпили. Через некоторое время душившее всех оцепенение стало отступать.
– Не повезло! – сказал Коршун. Он был ранен в правую руку, но легко управлялся с ложкой левой. – Еще не перешли через фронт, а, считай, полгруппы нету!
– Жаль, я танк упустил! – в который раз выругался Гром.
Дверь в избу заскрипела, только начавшийся разговор оборвался. Через порог, пригнувшись, шагнул пригожий молодой лейтенант – высокий, крепкий, румяный, в новой шинели, туго перехваченной портупеей.
– Кто командир? – спросил он у Грома, сидевшего ближе всех.
Тот посмотрел на Старика, к нему же повернули головы остальные бойцы. Только сейчас отчетливо Старик осознал, что остался единственным руководителем группы.
– Я командир.
– Комдив вызывает, – сказал лейтенант. – Велено проводить.
Старик встал.
– Погодь, лейтенант, чего горячку пороть? – свойски спросил Гром. – Сядь с нами, выпей за товарищей погибших.
– Не пью, – холодно ответил он. – Особенно когда ждет командир дивизии.
– Ну, а мы выпьем. – Гром потянулся к стаканчику. – За победу!
Лейтенант усмехнулся:
– Выпить – дело нехитрое. Даже за победу. А автоматов у вас больше, чем во всей нашей дивизии, как погляжу. Стреляют?
Он круто повернулся и вышел.
«Интересно, зачем я понадобился комдиву? – думал Старик, шагая вслед за своим провожатым. – Может, хочет какую помощь предложить?»
Это единственное пришедшее на ум предположение показалось сомнительным, хотя он еще не набрал опыта, чтобы убедиться: начальство никогда не предлагает помощь, да еще по собственной инициативе, наоборот – норовит выжать из тебя все что только можно, а зачастую – и чего нельзя. Да и вид у пригожего лейтенанта был не особо доброжелательным, а это косвенно свидетельствовало о настроении комдива.
Штаб располагался в неказистой избе с закрытыми почему-то ставнями. У стены тарахтел дизель, черный кабель вползал в свежую щель между бревнами. Часовой на крыльце неодобрительно осмотрел Старика и заступил было дорогу, но потом глянул на лейтенанта и шагнул в сторону. Старик и сопровождающий миновали просторные сени, где бубнила рация и толклись штабные офицеры, комнату, в которой небритый капитан в круглых очках рассчитывал что-то на крупномасштабной карте, наконец лейтенант, постучавшись, открыл последнюю дверь, коротко доложил:
– Привел, товарищ комдив! – и пропустил Старика впереди себя.
Командир дивизии в мятой, внакидку, шинели сидел за столом и, явно не ощущая вкуса, хлебал деревянной ложкой борщ из глубокой фаянсовой тарелки. У него был вид смертельно уставшего и безразличного ко всему человека.
