Читать онлайн Олег Ракитянский - Операция «Трест». Расследование по вновь открывшимся обстоятельствам

Среди широкого спектра человеческой деятельности трудно подыскать что-либо похожее, окутанное ореолом тайного интеллектуального противоборства, воображаемой интриги, захватывающих приключений и иного, а подчас и отличного от принятого, восприятия событий, ставших классикой истории. Всегда ли оправданы надежды исследователя специальных служб[1] встретиться с этими сопутствующими признаками при очередном знакомстве с некой публикацией, книгой, архивным материалом? Всегда ли оправдано их чаяние познать что-то неведомое о конкретной истории тайной войны, страницы которой якобы уже хорошо изучены «специалистами» по профилю? Ими же вынесены тяжеловесные, безапелляционные вердикты, сформированные непререкаемые постулаты, готовые к преподнесению исторической аудитории, руководству и оперативному составу специальных служб.

Ответ не может быть однозначным по простой причине – история как область знаний, как метод изыскательско-исследовательского познания деятельности человека в прошлом находится в перманентном процессе развития в большинстве своём за счёт открытия новых исторических документальных материалов в государственных или частных архивах, в тех же дневниках, мемуарах или устных повествованиях участников событий, народных былинах, песнях, преданиях и т. д.

Историю, которая, давайте признаем честно, обращена в прошлое, изменить невозможно, но её можно пере- или дописать. И тем самым её можно обогатить новыми рациональными знаниями (но не фундаментальными законами бытия, коих она не продуцирует, почему и не является наукой), в силу того что по своей сущности она является осмыслением и своего рода «подсказкой» из прошлого, столь недостающих нашему современнику знаний и мудрости. Она позволяет, с определённой условностью, заглянуть в футуристическое будущее. Иногда подобного рода осмысления, и как следствие – открытия, происходят за счёт новых исследований, раннее введённых в исторический оборот документов. Однако в свете использования подобного рода подходов к их изучению они приобретают новое, а подчас и, что не менее важно, иное историческое «звучание», иной исторический «фон», который оттеняет или заглушает ранее «установленные» догмы.

И тогда это влечёт за собой корреляцию вошедших в привычный обиход исторических фактов, понятий или по крайней мере их интерпретацию.

Зададимся вопросом. А откуда появляются эти исторические факты? Откуда мы знаем прошлое? Откуда историю знают историки? Ответ очевиден. Они читают книги об истории. Книги пишут историки, и историкам доверяют. Но тогда возникает вопрос: а откуда, собственно говоря, историки знают историю? Трудно себе представить, что где-то есть некий исторический эгрегор и из него историки черпают необходимые профильные знания о прошлом, после чего излагают их в своих монографиях для просвещения публики, и таким образом все остальные познают события далёкого прошлого. К сожалению, это не так. Историки знают историю тоже из книг и документов. Как правило, это книги, написанные коллегами, которым доверяют или не доверяют (в зависимости от вхождения в тот или иной научный «исторический клан»), полемизируют, спорят, пытаясь познать истину.

Но главным образом историк – это человек, который читает свидетельства о прошлом и путём их исследования и переосмысления приходит к определённым выводам. У него есть такая возможность, в отличие от других, работать со свидетельствами – архивными материалами. Их ещё называют: источники. Поэтому, читая источники, анализируя, синтезируя и интерпретируя их, историк приходит к каким-то обоснованным гипотезам, версиям или обобщениям, удостоверяет своё знание, которое потом представляет для ознакомления экспертам, специалистам и читателям.

Но откуда источники знают историю?!

Как правило, это источники прошлого, а для нашего последующего повествования секретные документальные источники в виде оперативных материалов, то есть документов разведки и контрразведки. Хорошо, если они написаны очевидцами или участниками событий либо людьми, близко стоявшими к этим событиям. Но это роскошь для немногих историй из деятельности разведки и контрразведки в силу своей конфиденциальности. Поэтому для историка спецслужб прежде всего это источники документальные, архивные. Так приблизительно и появляется наше знание о прошлой реальности, переосмысленной в процессе исследования. То есть некий рассказ об этой реальности. Запись об этой реальности и называется история.

Места хранения источников многообразны: архивы, частные коллекции, фонды, библиотеки, музеи и т. д. Имеются и специализированные хранилища источников, в частности секретных, содержащих государственную, служебную или ведомственную тайну. В нашем случае это секретные источники разведки и контрразведки Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК)[2] и её наследницы Объединённого главного политического управления (ОГПУ) Советской Республики (нынешние: Федеральная служба безопасности РФ и Служба внешней разведки РФ). Хранящиеся в уважаемых заведениях, архивные документальные свидетельства прошлой реальности выражены в форме оперативных справок по делам оперативного учёта, сообщений агентов и резидентов, переписки между оперативными подразделениями ВЧК-ОГПУ, а также в переписке с государственными структурами и т. д. Но доступ к этим архивным источникам имеют лишь немногие «избранные»…

Что нельзя сказать об источниках, относящихся к исследуемой теме, но хранящихся в открытых для ознакомления архивах России. Да, имеется разница. В архивах ФСБ и СВР находятся документы (материалы), которые «герои» нашей истории в большинстве своём адресовали друг другу. Но здесь необходимо принять во внимание, что между «героями» всегда присутствовал «посредник» (в нашей случае – 2-й отдел Генерального штаба Министерства военных дел. Сокращённо – «двуйка»[3]. Oddział II Sztabu Generalnego Ministerstwa Spraw Wojskowych. Здесь и далее перевод автора. – О.Р.). «Двуйка» располагала меньшим объёмом оперативных материалов, но они вполне представляют интерес для исследования, а иногда позволяют восстановить многие «пробелы» историков, специализирующихся по теме «Операция “Трестˮ», с использованием материалов архивов ФСБ РФ и СВР РФ.

При этом не будем забывать, что функция «посредника» позволяла «двуйке» быть не только в курсе всей эпопеи под названием «МОЦР-МОР-Трест», но и на определённых этапах оказывать влияние на ходе её проведения и результаты тайного противоборства между ВЧК-ОГПУ и «Белой эмиграцией». Вот об этом участии и влиянии польской разведки на весь ход проведения данной операции ВЧК-ОГПУ в период 1921–1927 годов и пойдёт речь в нашем повествовании. Можно сказать, что по причине вновь открывшихся обстоятельств автор предлагает свою версию этой культовой операции советской контрразведки на основе по большей части архивных свидетельств польской разведки.

Необходимо также принять во внимание, что изыскания историков должны быть обращены не в прошлое, но в будущее. Почему и надеюсь, что в новой оптике документов польской разведки 20-х годов материалы, анализ и оценки этой «классической» истории спецслужб привнесут новый смысл и пользу в её изучении. К тому же человечество уже давно пришло к выводу, что «…от времени до времени очень полезно подвергать пересмотру наши привычные исторические понятия, для того чтобы при пользовании ими не впадать в заблуждения, порождаемые склонностью нашего ума приписывать своим понятиям абсолютные значения». И этот пересмотр необходим нашей памяти, чтобы она не стала зарастать «травой» патриотического забвения.

Министерство военных дел. Генеральный штаб. Отдел 2. Отделение 3

Вся изложенная фактура (материал повествования) основана в своей исключительности на базе архивных (официально засвидетельствованных) материалов. Для большей объективности в аргументации тех или иных исторических фактов по делу МОЦР-Трест в работе будут использованы воспоминания непосредственных участников тех событий, офицеров польской разведки и деятелей «Белой эмиграции»[4]. В конечном итоге автор не претендует на «истину в последней инстанции» хотя бы по той причине, что архивные дела и материалы операции «Трест», хранящиеся в ФСБ РФ и СВР РФ, ему не доступны. (Выделено О.Р.)

Чтобы моё повествование не было «научно-занудным», но доступным к пониманию и восприятию читателем, ни разу не входившим в «дом № 2 на Лубянке»; а также далёкому от «тайных войн» рыцарей «в плаще» и «с кинжалом», но истинным поклонником истории Отечества, автор позволил себе иногда оперативно-агентурно-исследовательский нарратив разбавлять мизерной иронией, юмором как противоядием от уныния, «зевания» или тяги к поп-корну…

Закончилась Гражданская война. Большевики с сатанинским усилием сохранили за собой власть на территории бывшей Российской империи, за исключением Прибалтийских государств, Польши и новорождённых республик Закавказья. Три года мировой войны, четыре года гражданского взаимоуничтожения, интервенция иностранных государств, война с Польшей не только нанесли ущерб стране и населению, отбросив экономику в XIX век, но и довели до кризиса большевицкую[5] партию, тогда ещё не совсем уверенную в собственных силах и всё более ненавидимую российским народом. Подавление революций в Германии и Венгрии, утрата иллюзий на мировую революцию и на помощь западного пролетариата стали революционным шоком. К 1921 году Советская Россия оказалась в кольце недружественных государств, «опустивших» антибольшевицкий «занавес» с огромной надписью: «Мировой изгой».

Измождённая вóйнами, страна лежала в руинах, не имея финансово-экономического, но прежде всего духовного потенциала к возрождению. Известный революционный вопрос «Что делать?» стучался в двери «кремлёвских хозяев» страны, как приклады винтовок миллионов крестьян, вернувшихся с полей сражений. И «хозяева», оказавшись у разбитого корыта мировой революции, с зажатыми в руках и ставшими безполезными[6] брошюрами-агитками Маркса и Энгельса, только теперь стали осознавать, что кроме революции существует ещё и русский народ, готовый поднять их на штыки и вилы. Собственно, это и происходило по всей земле Русской, покрывшейся антибольшевицкими восстаниями на местах, которые удалось «утопить в крови» лишь к концу 20-х годов. Мечтать и думать о революции было не вредно. Вредно – не думать о русском народе. А Ленин и Ко думали о нём не больше, чем жаба о звёздах. И если раньше большевики защищали революцию, то теперь вынуждены были защищать себя от «революционного» гнева народа. «Пожирать своих героев и детей» революция начнёт с середины 30-х годов.

Страх народного бунта и очередного «Кронштадтского»[7] мятежа вынудил расколотую большевицкую верхушку свернуть призрачный социалистический проект и вернуться к хорошо знакомому капиталистическому. В стране была введена Новая экономическая политика (НЭП) и возрождена частная собственность. Иностранные капиталы под флагом концессий стали робко проникать в советскую промышленность, реанимация которой затянулась на многие годы. Наметившиеся кардинальные преобразования, призванные стабилизировать и укрепить политическую основу Советской России, обусловили значительные изменения как в организации, так и в основных направлениях деятельности государственных органов безопасности ВЧК-ОГПУ. Назревала реформа революционного, карательного аппарата.