§51. Кант и поздние немецкие философы в Италии
Направление мысли, которое в целом можно охарактеризовать как направление критического идеализма, в Англии всегда развивалось в противоположность эмпирической философии. Этим был заложен фундамент, который в значительной степени отсутствовал в немецком развитии от Канта до Гегеля. Кроме того, использование принципов теории познания Канта в качестве вспомогательного средства для глубокой критики основных воззрений эмпиризма, что неизбежно должно было привести к дальнейшей разработке идеалистических тенденций кантианства, придало английскому неокантианству определенную самостоятельность и своеобразный характер. Конечно, в нем можно вновь узнать основные идеи Фихте и Гегеля; тем не менее их форма, а также метод их применения во многом стали иными. Кроме того, между Гегелем и Т. Х. Грином лежит период чрезвычайно большого прогресса в области естественных и гуманитарных наук. Само собой разумеется, что философский синтез, который должен быть способен воспринять и усвоить новый материал, не мог быть достигнут точно таким же способом, как в эпоху, непосредственно последовавшую за смертью Канта.
Будучи убежденным, что каждая эпоха должна постигать и выражать проблемы философии на своем собственном языке, Грин применил против Милля, Спенсера и Льюиса ту же самую критическую методу, которая послужила ему во «Введении к Юму» против их предшественников. Критические атаки Грина вращаются вокруг одного главного пункта. Эмпирики постоянно, как он полагает, смешивают ощущения или представления как психические процессы с объектами, на которые они направлены. Фундаментальный для теории познания вопрос, что означает отношение к объекту, таким образом, просто отодвигается в сторону. Сделать лишь еще один шаг по тому же пути означает, когда Т. Х. Брэдли в своей критике учения об ассоциации пытается доказать, что ассоциация всегда должна означать ассоциацию содержаний представлений, т.е. общих понятий, но никогда психических процессов как таковых.
Что касается эволюционизма, Грин утверждает, что развитие предполагает как тождество, так и дифференциацию. Однако между развитием чувственного организма через повторяющиеся ощущения и развитием сознания в опыте фактов нет такого тождества.
Что касается конструктивной попытки Грина, то ее исходный пункт можно найти в кантовском различении эмпирического и трансцендентального Я. Ибо в этом различении Канта уже содержится учение, которое Грин считает существенным в гегелевской системе, – о мышлении как объективном, в противоположность мышлению как дискурсивной процедуре конечного духа. Также и у Брэдли, отвергающего гриновскую концепцию вневременного сознания, можно усмотреть то же самое понятие, когда он противопоставляет конечному опыту индивида всеобъемлющий опыт, в котором индивид в определенной степени участвует. Позднейшие попытки расходятся с Грином главным образом в отношении учения об отношениях и той неопределенной позиции, которую он отводит ощущению.
О Шэдуорте Х. Ходжсоне было сказано, что «лишь особенность его терминологии скрывает существенное сходство его образа мыслей с философами, от которых он, казалось бы, на словах отклоняется». Во многих отношениях это замечание, без сомнения, справедливо. Возражения Ходжсона, например, против допущения априорных форм, направлены против такого их понимания, которое едва ли найдет еще хоть одного представителя. Он отвергает учение о трансцендентальном Эго, однако, согласно ему, божественный дух имманентен природе и человеку.
