– Тогда понятно, Гришка.
Передал мне бокал, упал рядом, бросил на стол смятую картонку. Я потянулся за ней, расправил и принялся разглядывать.
– Ты же ее видел, – махнул рукой Дугин. – Расскажи мне лучше, что нового у тебя с Анной.
Он отлично знал, что ничего, иначе я бы уже все выложил сам, впрочем, отсутствие новостей никогда не мешало мне заводить с Дугиным многочасовые беседы об Ане. Но сейчас я был слишком увлечен, чтобы ответить.
Михаил ошибался – в прошлый раз я видел не эту открытку. На этой вместо фотографии острова Синку-Понташ был изображен мужчина в старинной военной форме, с коротко стриженными волосами под фуражкой или шляпой, с неприятным, жестоким и даже хищным смуглым лицом. Один глаз у него был перехвачен черной повязкой наподобие нашего Кутузова, а второй смотрел холодно и надменно, словно отыгрываясь за оба.
– Ну и рожа, – сказал я. – Кто это такой? Твой брат?
Дугин раскрыл рот во всю ширь, как на приеме у стоматолога, и загоготал. Он не мог остановиться еще минут пять.
– Ясно, не твой брат.
Под портретом имелась небольшая подпись: «Francisco Miguel Gomes». Какой-нибудь местный герой гражданской войны, предводитель партизанского отряда или что-то вроде того, должно быть.
Адрес отправителя был тот же, короткое письмо начиналось знакомым обращением: «Дорогой брат!»
Я помедлил, прежде чем читать дальше, но Дугин продолжал пьяно хохотать, и никто другой помешать мне не мог.
Дорогой брат!
Бруну выполнил свою угрозу и уехал. Надя не находит себе места, винит в его отъезде меня – ясно, что у этих двоих не просто дружба, ну да теперь все в прошлом. Сегодня утром небо заволокли тучи, быть дождю, а мне не радостно.
Я вспоминаю с самого утра твоего мальчишку и молюсь о нем, но на душе такая печаль и тревога, что я не выдержал и открыл бутылку. Шлю и тебе подарок, лучшие сорта урожайного года. Прошу тебя, напиши хоть слово, все ли в порядке, сжалься надо мной.
Четыре раза перечитал я открытку. Дугин уже перестал смеяться, занялся вином, попробовал и я.
– Миша, а Миша…
– Чего тебе?
– А кого это брат Сергей называет «мальчишкой»?
– Какой брат Сергей?
– Ну, твой брат Сергей, с открытки.
– Ах, этот, – Дугин закрыл мечтательно глаза, откинулся на спинку и забросил ноги мне на колени. – Да какой он мой брат, скажешь тоже.
– Так, и все же, кого он называет «мальчишкой»?
– Ржевский, а ты не обнаглел? Это уже вмешательство в личную жизнь гражданина. Хочешь схлопотать?
Презюмировалось, что у Миши не было детей. Трижды разведенный, он не уставал повторять, что совершил это три раза, а придет день, совершит и еще, чтобы снова подтвердить истинность изречения: «Хорошее дело браком не назовут». Но детьми ни в одном из трех браков Михаил не обзавелся. Так он мне говорил когда-то.
– Все-таки у тебя есть сын?
– Гриша, ты не умеешь вовремя остановиться.
– Да что тут такого, не можешь поделиться с другом?
Он привстал и зло покосился на меня.
– Запомни, у Михаила Дугина… черт, – схватил себя за жидкую бородку и потряс головой. – Нет у меня никакого сына, Гришаня. Этот мой «брат», как ты выражаешься, мне не брат. Побочный сын приблудный отца покойного. До тридцати лет слыхом о нем не слыхивал, тут объявился – любите меня и жалуйте. Я и с родными-то не общаюсь почти братьями-сестрами, а этот привязался, как лист к голой заднице, да еще с ворохом проблем, да еще и смотрит на меня с упованием. Я что, похож на Иисуса вашего Христа? – спрашиваю. – Чего ко мне-то пожаловал, бедовый?
