– Спасибо, – она кивнула на футболку. – Удобно.
Мы сели на веранде под крышей, защищённые от дождя, но всё равно чувствуя его присутствие – запах мокрой земли, звук падающих капель, тяжёлая влажность воздуха. Я протянул Соне чашку травяного чая с имбирём и лемонграссом.
– Местный рецепт от простуды, – пояснил я. – Путу научила.
Она сделала глоток и удивлённо приподняла брови:
– Вау, огненный. Но здорово.
Мы молчали некоторое время, просто наблюдая за дождём. Странно, но в этом молчании не было неловкости. Как будто мы оба понимали цену словам и не спешили их тратить.
– Знаешь, – наконец сказала Соня, – я всегда представляла Бали как место, где ничего плохого не может случиться. Всё это дерьмо с райским островом, с исцелением, с «найди себя». Кажется, я попалась на эту удочку.
– А что случилось? – спросил я. – Только если хочешь рассказать.
Она покрутила чашку в руках.
– Ничего особенного. Классическая история. Абьюзивные отношения, из которых я слишком долго не могла выбраться. Он был… убедительным. Заставлял меня сомневаться в реальности. Потом стало физическим. – Она говорила об этом с отстранённостью человека, пересказывающего фильм. – Когда я наконец ушла, он начал преследовать меня. Мне посоветовали уехать куда-нибудь далеко. Бали казался достаточно далёким.
Я кивнул. Да, Бали кажется достаточно далёким от всего, пока не обнаруживаешь, что главное – своё собственное прошлое – ты привёз с собой.
– А ты? – спросила она. – Что случилось с Марком?
Вопрос, которого я ждал и боялся. Странно, но впервые за долгое время я почувствовал, что могу говорить об этом.
– Он покончил с собой, пока я был в командировке в Сирии. Выпрыгнул из окна своего офиса на одиннадцатом этаже. – Слова выходили механически, как будто я зачитывал полицейский отчёт. – Оставил записку. «Прости, я больше не могу». Я нашёл её, когда вернулся. Сначала подумал, что это о наших отношениях. Мы часто ссорились перед этим. Из-за моих постоянных отъездов, из-за его депрессии, которую я не замечал или не хотел замечать.
Я сделал глоток остывшего чая, чтобы скрыть дрожь в голосе.
– Он никогда не говорил о самоубийстве. Никаких признаков. По крайней мере, я их не видел. Потом выяснилось, что в его компании были проблемы. Финансовые махинации, угроза уголовного дела. Не знаю, было ли это причиной или просто последней каплей.
Соня смотрела на меня без жалости, и я был благодарен ей за это.
– Ты винишь себя, – это был не вопрос.
– А ты бы не винила?
– Винила бы, конечно. – Она пожала плечами. – Но это ничего не значит. Вина – это роскошь. Она позволяет думать, что ты мог что-то изменить. Что был настолько важен и силён.
В её словах была какая-то отрезвляющая правда, почти болезненная.
– Ты не психолог случайно? – спросил я с невольной усмешкой.
– Нет. Просто слишком много времени в терапии.
Дождь начал стихать, превращаясь из тропического ливня в обычный дождь. Мокрые листья банановых деревьев блестели в свете веранды.
– Игорь упомянул, что компания обанкротилась, – сказал я, удивляясь, как спокойно теперь звучит мой голос. – Интересно, как всё закончилось для тех, кто втянул Марка в эту историю.
– Правосудие? – Соня скептически подняла бровь.
– Не знаю. Может быть, просто знание. Всё это время я бежал от информации, от новостей, от всего, что напоминало о прошлом. Может, пора перестать.
Она внимательно посмотрела на меня.
