Когда в 1934 году отец уехал учиться в Череповец, мы – пятеро детей – остались на попечении матери, почувствовали, какая ответственность легла на нее за выживание. Мы перешли на самоуправление и самофинансирование под руководством мамы. Каждый из нас вносил свою лепту в общий котел, кто как мог. И семья стала еще дружнее. Я ходил учиться в Никифоровскую неполную среднюю школу, за мной пошел туда и второй брат Николай, который через много лет стал директором этой школы. Все мы учились, а летом работали в колхозе. Ждали от отца писем и подарков. В школе я учился хорошо, научился играть в шахматы, полюбил их. Эта любовь сопровождала меня всю жизнь. Появилась первая любовь к девочке—однокласснице Светлане Мигер. Это доставляло мне большие волнения. Я писал ей письма, подбирал у поэтов Кольцова, Фета, Майкова любовные стихи, чтоб совпадали с настроением моей души. Делал это тайно. Мама заметила и стала узнавать у меня, но я не открылся перед ней. Светлана ко мне относилась по—детски и хорошо. Невысокая, темноволосая, улыбчивая, она создала мне образ любви на будущее, вплоть до моей жены.
В 1936 году я поступил учиться в педучилище в г. Устюжне в 20 км от нашей деревни. Не потому, что я хотел быть учителем, а такие были интересы семьи, нужно было облегчить её материальное положение. Я уже был довольно активным комсомольцем, общительным и влился в коллектив педучилища как—то естественно. Через полгода на общем собрании комсомольцы меня избирают секретарём комитета комсомола педучилища. Неловко было быть вожаком молодёжи, будучи на год – два моложе ведомых, но постепенно всё стало на свои места. Я был активен, но не заносчив.
Организовали с преподавателями разные кружки. Вот, например, струнный. Руководил им преподаватель Василий Павлович Хорев. Очень жизнерадостный человек с крупным улыбающимся лицом, чёрной шевелюрой. Для них, сельских знатоков музыки, он был кумиром. И как из нас сделать что—то стоящее в оркестре, когда играли мы на простых инструментах: кто на балалайке, мандолине и кое—кто на скрипке. И ведь он научил, заставил инструменты согласованно звучать. Когда мы понимали, что что—то получается, мы ещё больше старались. Начинали «Во саду ли, в огороде», а потом играли «Дивлюсь я на небо». Дети рвались к новизне. Он же организовал хор, сначала на два, потом на три, четыре голоса, и когда мы угадывали нюансы многоголосья, мы стремились более чётко пропеть свою партию. А когда на вечерах встречали наши выступления аплодисментами, нам хотелось ещё больше работать. Вступили в контакт с местным драмтеатром. Артисты Беляева, Сахаров, Кукушкин и другие нам казались великими, когда видели их в настоящем театре. А тут они стали с нами заниматься, готовить пьесы. И вот «Бедность не порок» на сцене. Почти все одногодки играли роли любого возраста, и получалось забавно. Павлик Суслов – Любим Торцев. Как усиленно с ним тренировали фразу: «Любим Торцев – пьяница, а лучше вас.» Убедил он нас или нет? Казалось, что от характера роли зависит и твой характер. Красивые умные парни Вася Герасимов, Коля Беляков – все они погибли в войну. Разве думали о таком конце, когда стремились к знаниям и творчеству, раскрытию своей индивидуальности?
Я увлёкся поэзией, особенно Маяковским. К нам на второй год обучения прибыли молодые учителя Берестовы Алексей Иванович и Валентина Константиновна. Их молодостью и знаниями мы были заворожены.
