– И сколько тут?
– Да где-то шестьдесят. Должно было быть восемьдесят до усадки.
– Значит, где-то сорок. Сейчас. – Василич пошел обратно к машине. Он был настоящим бизнесменом от народа: бочкообразным, любителем похохотать и поработать руками, разбогатевшим на карьерах и, как потом выяснилось, полном игнорировании уплаты налогов. В его белоснежном «крузаке» почти сразу нашлась рулетка.
Он деловито померил расстояние от бревна до верхнего края насыпи в нескольких местах.
– Действительно, шестьдесят. Зачем, говоришь, ее заново отсыпали?
– Любят у нас строить дороги. Ну, на что договоримся?
– Шесть километров, три с половиной метра. Пятьсот давай.
– Давай. Леха с тебя.
– Не. Давай пополам уж Леху, – Василич хлопнул меня по плечу, – твой же работник. Он, кстати, сказал: ты всё, уезжаешь.
– Скоро.
– Проблем не будет?
– Не будет. Но ты б поторопился. Смотри, – я махнул головой в сторону.
Из покосившегося крохотного домика – с облупленной зеленой краской, на самой окраине деревеньки – сухой сгорбленный старичок выкатил тележку с лопатой.
Несколько минут он, перекатываясь с ноги на ногу, отдувался и толкал «тачанку» вперед, пока наконец не поравнялся с нами. Нисколько не озадачившись нашим присутствием, он, кряхтя и охая, принялся сбивать щебень с верхушки полотна и крохотными порциями отсыпать в тележку песок.
Я, стоящий рядом с ним в спецовке своего холдинга, рядом со знаком, громко заявляющим о собственности холдинга на эту дорогу, был озадачен.
– Мужик! Эй! Слушай, родимый, ты как думаешь: чья дорога-то? – немного подождав, окрикнул я пожилого старателя.
– Токмо ничейная. Государственная. Тебе чегой? – запыхавшись, он с трудом выдувал слова сквозь отсутствующие зубы.
– Понятно. Тут двадцать лет всякие слухи блуждают. Приватизация, частная собственность. И знак вон есть. Метровый.
– Чевой? Знак? – прикрикнул он, приложив руку к уху и собравшись в кулак внимания.
– Помочь тебе, говорю, может?
– Ээй, – махнул он рукой и продолжил долбить щебень лопатой.
– Ну, в общем, поторопись, – обратился я к Василичу.
– Ну, шесть километров он не вывезет, – усмехнулся Василич, и мы пошли к машинам.
– Вот не стоит их недооценивать. К нему сосед придет, а во дворе песок. Тут через неделю живая очередь будет.
– Да ладно. И с карьера я сейчас технику не дерну. К зиме, может, ближе. Тут пару тележек пенсионеры повозят да успокоятся.
– Ну хорошо. Смотри, история. – Я остановился и придержал Василича послушать. – Мы перемычку на газопроводе когда строили, у нас ребята забыли опоры под надземную трубу сделать. По проекту – метр высота балки, а им привезли почти двухметровые. Короче, делать надо, другой подрядчик завтра выходит трубу варить. Ну, мы давай их шпынять. Они нам за ночь всю эстакаду собрали. А половина опор просто обрезана и выброшена. Я говорю: вывози, комиссия едет. Он говорит: некем, видишь, работают все, сутки уже на ногах. Ты, говорит, брось клич мужикам, стальные балки на халяву, полтонны лежит, списанные. Ну, я Евгену позвонил, говорю, скажи всем. Приезжаю через два часа, а ни одного обрезка нет. Все полтонны двутавра вывезли. За два часа.
– Хрена ты долгий. Мораль-то в чем? – скептически смотрел на меня Василич.
– Простая мораль. Год прошел, а к любому из наших мужиков сейчас во двор зайди, там балки лежат.
– А зачем брали?
– Как зачем. Дают – бери.
Мы посмеялись. Василич задумчиво посмотрел на старичка. Тот отдыхал, облокотившись на лопату.
