— Это не так, — я углубился в чтение и говорил, не особенно задумываясь: — Не волнуйтесь, Тая! Идите к себе. Я скажу распорядителю, что сам осмотрел вас.
Девушка поблагодарила и направилась к выходу, но не дошла, замерла на полдороги. Что там ещё? Я обернулся и чуть не подавился воздухом от возмущения, услышав:
— Она любит! Не нужно рушить судьбу Огонёчку, очень вас прошу.
— Ч-что?
Человечка прочла письмо? Сунула свой острый нос в чужую жизнь? Да как она посмела!
— Простите, пожалуйста! Лю! Я очень прошу вас, простите меня. Письмо лежало раскрытым, а мне стало любопытно, понимаю ли я письменную речь.
— Понимаете, как я посмотрю, — прошептал я сквозь зубы.
— Простите.
Какие огромные у неё глаза! О Свет! Что со мной? Можно подумать, сердце превратилось в запутавшегося в силках стрижа. Много я видел за свою лекарскую деятельность жалобных, страдающих, испуганных взглядов, но этот был чем-то совершенно новым, будто все возможные чувства и эмоции смешались в один коктейль. Злость, поднявшаяся было в груди неприятной мутью, рассеялась и исчезла. Совершенно неожиданно для себя я спросил:
— Считаете, что правильнее будет позволить девочке пройти через это жизненное испытание?
— Да, я так считаю.
— Притом что сами не стремитесь участвовать в отборе.
— Моего согласия не спрашивали. А Руфина приняла независимое решение. Она, в отличие от меня, искренне полюбила, а это счастье.
Почему мне стало грустно? Хотя понятно почему. Те двадцать три драконицы, что прилетели в Сапфиор, стремились сюда вовсе не из любви ко мне. Увы, я мог лишь завидовать Эйдану Армару. Как получилось, что, прожив более ста лет, я так и не встретил любовь? Неужели только потому, что Кристальный храм разрушен?
***
Таисия Иванова
Получается, для того чтобы увидеть свою склонность к нарушениям правил, я должна была оказаться за пределами привычного мира. Выпав из размеренной, строго регламентированной жизни, Тая Иванова ощутила потребность действовать. Разрушать или создавать — не важно! Лишь бы не чахнуть узницей, запертой в болезненном теле. Я стала недосягаемой для вечных контролёров, начертивших для меня линию поведения и строго наблюдающих за тем, как я её придерживаюсь. Внутренний надсмотрщик никуда не делся, он всё ещё сверлил мне мозг, зудел, предостерегая от активных движений, только я всё меньше прислушивалась к нему, примеряя на себя другую реальность, увлекаясь новыми впечатлениями, размышляя о подброшенных затейницей-судьбой обстоятельствах.
Драконы оставались для меня загадкой. Речь прежде всего о князе Сапфиорском. Никак не могла просчитать его поступки. Признаваясь, что прочла чужое письмо, готовилась к изгнанию, а Илюзин вместо того, чтобы отказать мне в обещанной операции, стал спрашивать мнения о том, как поступить с любимой сестрой. Меня! Никогда в жизни не имевшую ни сестёр, ни братьев, не влюблявшуюся даже в экранных или книжных героев! Он говорил со мной о любви, казался искренне заинтересованным и очень печальным.
Интересно, а где их Огненные родители? Как получилось, что довольно молодой дракон правит княжеством и опекает младшую сестру? Кого бы расспросить? Пожалуй, Илюзин единственный готов что-либо обсуждать со мной в этом замке. Грита после случившегося точно не станет откровенничать, скорее, придушит во сне, чтобы человечка проблем не создавала. Накроет лицо подушкой, а утром скажет, что так и было. Остальные слуги обходят меня по большой дуге. Распорядитель на вид вполне добродушный дядька, однако слишком озабочен организационными проблемами, и если уж опустится до бесед с участницами, точно не со мной. Мало, что ли, дракониц?
