– Позвольте, – отодвинула она меня бедром от мойки. Кажется, я залип, разглядывая опекуншу.
Мне простительно, – оправдывался сам перед собой и соглашался: почему бы и не последить? Мало ли что ей в голову взбредёт? Вдруг схватится за нож да пойдёт войной на меня? А я ж должен быть готов ко всему.
Ничего кровожадного Алиса делать не стала. Тоже вымыла руки, вытерла их полотенцем. Фартук надела – висел у меня такой, зелёный, в цветочки и грибочки. Купил по случаю для Маринки, втайне мечтая, что однажды она захочет мне завтрак приготовить.
Марина иногда меня баловала кофе и готовой едой, разогретой в микроволновке. Фартук не надевала – считала это возмутительным моветоном. Вряд ли она умеет печь блины.
– Попробуем спасти, – пробормотала Алиса и спросила: – миксер у вас есть?
Миксер имелся. И много чего ещё. Кухня у меня модернизирована по полной. Пару раз в неделю приходила строгая и во всех смыслах положительная кухарка Антонина Фёдоровна – баловала меня домашней едой. А так я обходился ресторанами да вполне приличным кафе при офисе. Что греха таить: с утра до вечера я торчал на работе.
За Алисой было приятно наблюдать. Да, я пялился. Немного из вредности. Она не чувствовала себя скованной и из рук у неё ничего не валилось, но всё же пристальное внимание её немного напрягало. Я видел это по румянцу, что окрасил её щёки, по немного нервным движениям.
Матрёшка крутилась тут же, под ногами, как котёнок. И, странное дело, Алисе это не мешало: не раздражалась, не шикала, не усаживала Машку на стул. Как-то ей удавалось избегать столкновений. Видимо, она постоянно помнила, что рядом ребёнок.
Я вот, к слову, постоянно боялся, чтобы не затоптать ненароком кроху или не сломать ей что-нибудь: она же такая маленькая, хрупкая, а я большой и неуклюжий рядом с ней. Вот никогда не думал так о себе.
– Певый блинчик мой! – теребила Машка Алису.
Я вообще-то думал, что ребёнок хочет пробу снять, а потом понял, что ошибся.
Кажется, Алисе удалось исправить тесто после моих кривых рук. А затем у меня волосы дыбом встали, когда девушка взяла Матрёшку на руки, вручила ей половник и позволила вылить содержимое на сковороду.
Машка визжала от восторга, а я думал, что вот так появляются первые седые волосы.
– Что вы делаете? – спросил, когда малышка оказалась подальше от плиты. Я б её из рук этой дурочки выдернул, но побоялся. Всё же плита, огонь, все дела…
Алиса посмотрела на меня удивлённо.
– Учу Масяню быть самостоятельной. Ей нравится.
Она ловко перевернула блин на другую сторону, а я всё же присел на стул.
– Это же опасно, – внутри всё клокотало и бесилось. Это неправильно!
– Жизнь вообще штука опасная. Давайте запакуем ребёнка в целлофан и будем сдувать пылинки. Но я не уверена, что это поможет.
– Вы какой-то монстр, – не стал я потакать и соглашаться. – Она же маленькая!
В глазах Алисы мелькнула жалость. Ко мне.
– Чем раньше начинается обучение, тем быстрее дети схватывают и науки, и житейские мудрости.
– А вы, стало быть, педагог? – ощетинился я, понимая, что готов возражать, плеваться сарказмом, спорить до хрипоты, лишь бы было по-моему и никак не по её – странной девушки, что изрекала какие-то абсолютно возмутительные истины.
Вот пусть своих рожает и делает с ними что хочет. А я над своей дочерью издеваться не позволю!
Мысли приобрели опасный крен. Я уже считал ребёнка своим. Это было похоже на какое-то жутко махровое чувство собственничества. Я и так не образец благочестивости и хорошего поведения. Святым меня назвать сложно, разве что солгать бессовестно. А тут – термоядерная смесь всего. Кажется, я ревновал. Матрёшку к её слишком прогрессивной тётке.
