Отец-одиночка поневоле - страница 3
Я снова невольно вспомнил её глаза с густющими ресницами. Мама говорила, что это у нас наследственное, от отца, и гордо показывала фотографии папы, который умер очень рано, я его почти и не помнил.
Как бы там ни было, экспертизу я сделаю. А заодно и запрос пошлю в соседний город, узнаю, что случилось с Полиной. Вряд ли она, спустя почти пять лет, сошла с ума и решила подсунуть Матрёшку мне. Да ещё и через какую-то ненормальную вздорную бабу.
– Кто она? – донёсся до меня голос Марины. – Неужели так трудно ответить? Ты меня игнорируешь! Учти: я этого не потерплю по отношению к себе! Я думала, у нас всё серьёзно, а на самом деле ты скрывал от меня так много, что это в голове не укладывается!
Кажется, у кого-то истерика. И даже слёзы. Я слышу, как она всхлипывает.
– Я ухожу, Евгений! – это прозвучало, как угроза. Бомба в моей голове сделала тик-так и взорвалась.
– Сходи, дорогая, сходи. Тебе срочно нужно остыть, подумать, проветриться и включить мозги наконец-то. А когда всё это случится, мы поговорим.
Марина застыла. Таращилась на меня, будто я гуманоид неизвестного вида. Или шедевр в картинной галерее неописуемой красоты. Дыхание останавливается и адреналин зашкаливает.
– Ах так! – выпалила она и наставила на меня указательный палец. – Будешь на колени вставать – не прощу!
Какая патетика! Какой трагизм! Видимо, сценическое искусство её как-то по касательной задело. Жаль только: жизнь наша не театр, а мы не актёры. Тут дублей не будет и фальшивую фразу не переиграть.
Можно, конечно, но не сейчас, когда с её стороны слишком много сказано. Я не дал ей шанса на мне отыграться. Я боец с очень древними шрамами и давно знаю, как надо противостоять манипуляторам. Лучше всего молчать и не оправдываться, иначе если дам слабину – тут меня и похоронят под ворохом новых обвинений.
– Или я, или она! – снова попыталась Марина пробить мою броню, но там сталь непробиваемая, так что зря старалась.
Взрослая самодостаточная женщина воюет с мелкой Матрёшкой, которая даже ложку правильно держать не умеет. Для меня выбор очевиден. Жаль, Марина этого пока не понимает. Но зато я всё хорошо вижу: она расстроена, выбита из колеи, ведёт себя по-дурацки и несёт полную ахинею.
Её не муха укусила, а рой пчёл загрыз. Спасать сейчас ужаленную в самое сердце женщину – неразумно. Есть вероятность получить новые шрамы и увечья, а они долго зарастают, я в курсе.
Всё, что хотел, я сказал, а поэтому только выразительно (я надеюсь) посмотрел на Марину. И тогда она сделала невероятное. То, чего я от неё никак не ожидал: схватила настольную лампу и грохнула ею об пол.
Хорошая была лампа, мне нравилась. Под старину, со стеклянным абажуром. Естественно, осколки разлетелись во все стороны, а моя дорогая невеста, громко цокая каблуками удалилась. Дверью она тоже хлопнула громко. Не скажу, что задрожали стены и стёкла, но что-то около того.
В тот момент я думал лишь об одном: как бы Матрёшка не испугалась, а поэтому поспешил в большую комнату. Мне только рёва не хватало для полного счастья.
Я не умел с детьми. Опыта ноль. Я даже у женатых друзей малышей никогда на руки не брал, чтобы не уронить или не повредить им что-нибудь ненароком.
Матрёшка сидела за столом с испуганным лицом.
– Не бойся. Тётя ушла, – сказал я, лишь бы что-то сказать. Вздохнул тяжело. – Наелась?
Малышка кивнула. Тоже вздохнула. Горестно как-то, печально.