Та улыбнулась мне, демонстрируя брекеты. М-да, и это меня она обозвала чудовищем? Ну-ну!
– Очень приятно, – холодно откомментировал услышанное. – Но я по-прежнему не понимаю, какое всё это имеет отношение к рингтонам и вашим крикам?
– Просто у Савы и Вики с рингтона всё началось и им же, как выяснилось, закончилось. Поставил не ту мелодию на телефон – вот и закончились отношения. Прощай любовь, завяли помидоры, калоши жмут и нам не по пути, – патетично продекламировала Света и совершенно невинным жестом прижала ладони к груди, захлопав ресничками.
– Всё это очень трогательно, – начинал закипать я, но внешне старался держаться холодно и надменно, – но зачем же вы тогда звали на помощь и кричали, что вас насилуют?
– Эх, – погрустнела Маресюк, – это мы просто обсуждали, пока ждали Вику, кто какие прикольные рингтоны слышал. Ну, я и вспомнила, что у одной сокурсницы айфон орёт дурным голосом: «Спасите! Помогите! Насилуют!» Представляете, прямо на парах!
Савелий и Вика прыснули со смеху, а вот мне было не до веселья.
– Великолепно! – всё-таки не сдержался и выпалил в сердцах. – То есть, из-за вашего глючного телефона и развлекушек я летел через полгорода! Бросил важный проект! Ну, Маресюк! Погодите мне!
Сжал кулаки до хруста. В жизни на женщину руки не поднял, и тому, кто это делал, мог навешать как следует. Но тут прям чесалось залепит подзатыльник. Чувствительный такой. Сохранять хладнокровие в таких обстоятельствах было всё труднее.
– Ооо… – её глаза и губы – такие манкие – приняли форму этой буквы. – Простите… Я не знала…
– Не знала она! – рыкнул, повернулся и зашагал к машине. По пути набирал Дольского – пусть снимает с меня это дурацкое кураторство. Мне нервы дороже.
Однако рыжее наваждение рвануло следом, бежала рядом, как собачонка, заглядывала в глаза:
– Елисей Петрович… Елисей Петрович… постойте… дайте сказать...
Резко затормозил, развернулся, и она, видимо не рассчитав скорость, врезалась в меня. Подхватил инстинктивно – благо, реакция из-за тренировок хорошая. Так мы и застыли: я и рыжая девочка с испуганным виноватым взглядом в моих объятиях. Щечки её раскраснелись. Губки приоткрылись… И я не устоял. Видимо, всё случившееся за день, серьёзно шатнуло мне психику. Поэтому наклонился и впился в её губы. Целовал так, словно от этого зависела моя жизнь. Хотя в какой-то мере так оно и было. Света отвечала мне с жаром. Вскинула свои тонкие изящные ручки, запустила пальчики в волосы и утащила меня из реальности в сладкое маревное небытие.
Сам не знаю, как вынырнул из этого. И как нашёл в себе силы отстранить её.
– Знаете сказку о мальчике, который кричал: «Волки! Волки!»? – спросил, а сам прикрыл глаза, чтобы не видеть этой сумасбродной чертовки, и спрятал руки в карманы, чтобы теперь уже она не заметила, как у меня дрожат пальцы.
– Н-нет, – жалобно отозвалась Маресюк.
– Я расскажу. В одном селении жил мальчик, которому нравилось ради развлечения кричать: «Волки! Волки!», а когда жители сбегались, чтобы отогнать хищников, он лишь смеялся над ними. Так сработало раз, два… а потом в село действительно пришли волки и напали на этого любителя развлечений. Но сколько он не кричал: «Волки! Волки!», никто больше не явился на его зов. Люди обиделись на глупца. Так его и съели. Вот такая сказка, Свет. Надеюсь, вы поняли метафору?
Открыл глаза, посмотрел на растерянную и трогательную неё.
