Наверное, это романтично – быть спасителем девушки, которая тебя заинтересовала. Но на самом деле – не очень. Ведь среди чувств, которые вспыхнут, на первом месте будет благодарность. А я не приму ни отношения из благодарности, ни даже секс. Может я ретроград, но считаю, что близость должна включать в себя, в том числе, взаимное уважение и понимание. Мне, пока что, такого испытать не удалось, а очень хочется.
Припарковал машину у пятиэтажек, образующих дворовый колодец. Старая застройка. При других обстоятельствах позависал бы, рассматривая раннесоветскую архитектуру, но сейчас не время.
Пиликнул сигнализаций и пошёл на голоса, которые доносились из-под арки, ведущей во двор. По пути старался успокоиться, взять себя в руки. Эмоции и излишнее волнение никогда не были хорошими советчиками – так и дров наломать недолго.
Однако возле самой арки ускорился – сил не было терпеть, тем более что там спорили на повышенных тонах. Зарулив, наконец, под арку – обомлел от представшей картины: Маресюк, уперев руки в свои крутые бёдра, которые сводили меня с ума, распекала какую-то девицу. При этом Светлана совершенно не походила на жертву насилия. Скорее – наоборот.
– Боюсь показаться невежливым, что лезу в ваш диалог, милые дамы, – сказал как можно более холодно, хотя в душе всё клокотало, но теперь уже от злости, – но, возможно, вы соблаговолите пояснить, что здесь происходит?
Маресюк осеклась на полуслове, и теперь только открывала-закрывала рот да хлопала длиннющими ресницами. Вторая девушка – весьма-таки в теле и почти на голову выше моей кудрявой бестии – тоже обернулась и недоумённо уставилась на меня. Тут я заметил и третьего фигуранта дела – хлипкий юноша, в котором угадывалось явное сходство со Светой Маресюк, выглянул из-за её спины.
– Хто ты, чудовище? – изрекла пышнотелая особа, рассматривая меня с явным пренебрежением.
Не удостоил её ответом – всё внимание направил лишь на интересующий меня объект.
– А… эээ…Елисей Петрович, – замахала руками Маресюк, должно быть, почуяв моё настроение, – я всё объясню…
– Да уж потрудитесь, – сложил руки на груди и приготовился выслушивать.
– Понимаете… тут такое дело… – она нервно теребила кудрявую шевелюру и глупо улыбалась. – Короче… у меня телефон, гад такой, глючит последнее время… Сам звонит! Так вот, я видимо села, придавила его в кармане. Вот он и позвонил… Вам. Вы у меня в телефонной книге номером один записаны.
– Э, Светос, что за дела? Ты чего левого чувака первым ставишь?! А как же родной брат? – юноша, наконец, выступил из-за спины Светы и обижено надул губы.
– Так, Сава, не беси! – строго заявила Маресюк. – Братьев у меня много, а Елисей Петрович – он такой один.
– Польщён и тронут, – отозвался со всем ехидством, на какое только был способен. Я вообще в присутствии этой девчонки становился сам не свой. Что несказанно выводило из себя. – И всё-таки, что здесь произошло? Почему вы кричали и звали на помощь?
Маресюк тяжко вздохнула:
– Это всё помехи.
– Причём тут помехи? – не понял я.
– А притом, что из-за них вы не услышали весь разговор. Мы говорили о рингтонах.
Пышная девица и рыжий пацан активно закивали головами.
Маресюк торопливо представила их:
– Это мой брат, Савелий, – кивнула на юношу.
Тот протянул мне костлявую тонкопалую ладонь:
– Практически близнец.
– Угу, – буркнула Маресюк, – практически. А это – его девушка Вика.
