Дядя Юра плачет: уселся прямо на пол, схватился за волосы, глаза стеклянные. И внутри, от взгляда на него, поднимается вой. Он всегда такой сильный, юморной, душа компании. А тут — словно кто-то подпилил.
Папа наклоняется, кладёт руку ему на плечо:
— Не ной, Юрка, не ной! Врачи сказали: кома! Кома не смерть, брат! Мы вытащим её, говорю тебе!
Дядя Юра кивает, встаёт, пытается прийти в себя.
И тут, как в дешевой мелодраме, появляется Фил, Машкин бойфренд. И двое пап с ненавистью уставляются на него. Так устроен человек: когда нам плохо, мы ищем виноватых в своей боли. Сейчас для них виноват Фил, даже если он совсем не причём.
Хватаю его за руку, тащу подальше, пока отцы не порвали.
Фил смешной: пухлый, в очках. Сейчас от волнения и потому что бежал, идёт весь красными пятнами и тяжело дышит. Майка с Бартом Симпсоном — вся в тёмных кляксах пота.
— Как это вышло? — пыхтя, говорит он.
Развожу руками:
— Не знаю, но мысленно шлю все кары на ублюдка. Ему не выжить, после того, как он сбил Машу.
— Скрылся?
— Конечно!
Я тоже охотно виню другого, хотя отлично знаю, что Маша села за руль выпивши.
Фил сжимает пухлые кулаки, которые если и тузили кого-либо, то в какой-нибудь рэпэгэшке. Смотрю на это чудо и не понимаю, что моя красавица-подруга, звезда и куколка, нашла в нём? Воистину любовь зла.
— Я найду эту тварь! Найду и убью!
— Спокойно, Фил. Мы уже позаботились. Его уже ищут. Город у нас маленький, не спрячешься.
— Убью! — упрямо тянет Фил. И я не хочу больше его отговаривать. В конце концов, это по-мужски: найти и набить морду за любимую. Фил молодец.
— Только будь осторожен, — прошу его. — Ты ей нужен. Мы все ей нужны.
— Её батя ненавидит меня. Ему я точно не нужен.
— Это пока. Он сам в шоке. Это ведь он тебе сказал … Про Машу?
Фил кивает.
— Вот видишь! Попей, вон, воды из кулера и езжай домой. Я позвоню, если что.
Он кивает, семенит к выходу, мимо кулера.
Папы разбираются с врачами, а я смотрю в окно. Больница на горе, раньше здесь были церковь и богадельня. Город отсюда — на ладони. Вечереет, поэтому он в огнях и пёстрой шали марки «Золотая осень». Слишком праздничный, чтобы в нём умирать.
Маша не умрёт. Я знаю.
Завозим домой дядю Юру — папа не пускает его за руль — и едем к себе.
Дома тихо, уютно, чисто.
Отец открывает пиво и идёт в зал. Это означает: не беспокоить. Мы с папой понимаем друг друга без слов.
Да мне и самой не хочется говорить. Лезу под душ, чтобы смыть с себя этот ужасный день. Эзотерики уверяют, что вода изменяет энергетику. Пусть изменит. Она и персиковый гель. Вспоминается, что Маша предпочитает свежие запахи: зелёный чай, цитрус, лотос.
И я срываюсь. Колочу по плитке ладонью. Проклинаю вселенную и требую ответа: «Почему?». Слёзы не вытираю, под душем можно.
Потом бездумно лезу в интернет. Лучший способ отвлечься. Можно забрести на Котоматрицу или перекинуться парой фраз с друзьями в ВК. Хотя — какие друзья? Я их даже не видела никогда. Не знаю их настоящих имён. Не могу быть уверена, что это они на аватарках. Жизнь — игра, жизнь в интернете — двойная игра. Попытка обмануть и себя.
Мысли мажут по сознанию и стекают, подобно дождевым каплям. Не уловить.
И я загадываю на завтра дождь, с ним веселее грустить.
Включаю фоном «Нау». Случайный выбор выдаёт «Железнодорожника»:
… из мятых карманов
Поношенной формы достанет на свет
Помятую трёшку, железную ложку
И на отъехавший поезд билет...
