Отпустить нельзя спасти - страница 12

Могила Татьяны Федоровны, так звали бабушку Димы, была очень красива. Резной черный заборчик, внутри столик и лавочка, тоже черные, металлические, на лавочке деревянный настил, мраморная плитка и фотография юной смеющейся девчонки лет двадцати пяти. Если и можно было заподозрить, что здесь похоронен пожилой человек, то только по годам рождения и смерти.

— Так странно, почему фотография юности? — Лиза никогда прежде такого не видела.

— Ох, это она сама так попросила, говорит, хочу, чтобы меня помнили не сморщенной старухой, а молодой красавицей. Ты еще не видела, какую она одежду себе в гроб подготовила, она ее лет десять в шкафу хранила и периодически обновляла.

Виктор Анатольевич засмеялся, а затем притих и сел на лавочку.

— Что с вами? — Лиза забеспокоилась.

— Да ничего особенного, сердце зашлось. Бывает, секундочку посижу и пройдет.

— А вы к врачу ходили?

— С ерундой этой? Вот деньги я еще на ветер не выбрасывал.—И Виктор Анатольевич поднялся, достал из багажника маленькие лопатки, грабельки, тряпки.

Работать Лиза умела, она быстро привела в порядок и камень, и могилку, и даже территорию вокруг. А потом сжалилась над соседней безымянной могилой и ее в порядок тоже привела. Лиза почувствовала, что должна так сделать. Пусть этот человек никому не дорог, пусть никто не приходит его навещать—но это не повод, чтобы и она прошла мимо, не сделав все, что в ее силах. А в ее силах было вырвать сорняки, убрать мусор, оставить печенье. Виктор Анатольевич обновил краску и положил свежие цветы на могилку матери, поцеловал фото, перекрестился.

— Очень важно не бросать умерших, Лиза. Ведь пока о нас помнят — мы живы.

Они сели в машину и поехали дальше. Минут через десять Лиза увидела заброшенный трактор, затем совершенно пустые дома.

— Тут что, никто больше не живет?

— Человек 15 остались, наверно, на всю деревню. Как тут жить-то? Все перебираются из совхозов, делать тут больше нечего.

Они остановились у трехэтажного дома. Вышли и пошли в подъезд. Лиза такие подъезды никогда не видела: деревянные лестницы, деревянные стены, хотя дом выглядел кирпичным. Пах дом пылью и плесенью, все двери были открыты, кое-где их уже не было. Стекла выбиты. Тоскливое зрелище.

— Я когда маленький был, мы двери никогда не закрывали. Полено к двери приставляли—значит, дома никого нет, можешь зайти подождать, можешь попозже прийти.

— Ого, и никто ничего не крал?

— А зачем? Все знают друг друга, помогают, выручают, благ никаких особых не было. Телевизоров, компьютеров, денег—ничего такого не водилось, самым дорогим самовар был.

— Здорово!

Они зашли в квартиру и сразу попали на кухню: старая ржавая плита прямо напротив двери, справа окно. Слева еще одна комната—проходная—и одна маленькая, словно детская.

— Туалет на улице, на ночь ведро ставили у двери, утром его выливали. У окна на кухне стоял стол и стулья, маме хорошо видно было, кто на лавке у дома сидит, кто из ребятишек хулиганит, — проводил экскурсию Виктор Анатольевич.—Пойдем я тебе летнюю кухню покажу, тут уже и не осталось ничего. Все растащили.

Они вышли на улицу, летняя кухня была прямо напротив, шагах в двадцати. Забор покосился от старости и дождей, на территории была лавка, сарай для инструментов, сарай для пшена, курятник, свинарник и, собственно, место для приготовления пищи под небольшим навесом, за ним небольшой участочек.