119. Харьковский никогда не врет
Мы погружены в академические заботы. Экзамены. Еще шесть дней!
А весна в этом году ранняя, буйная. И ей, молодушке, плевать на все учебные проблемы. «Давайте, ребятки, – шепчет она игриво, – чешите свои затылки, насиживайте задницы, а жизнь проплывает у вас за бортом!» Кричит она за окном и смеется. А ты сидишь, смотришь в книгу с какими-то формулами и постепенно, как сохнущее растение, начинаешь деревенеть. Потом – сатанеть.
И вот погожим днем после двухдневной отлучки приезжает ко мне запыхавшийся Харьковский на своем грязном лисапеде.
– Леха! – кричит прямо с порога. – Надо шо-то думать!..
– А шо думать? – отвечаю ему нервно. – Шо думать! Вон, книгу в зубы – и думай!
– Баран! Леха, если б ты знал, какой ты баран!
– Знаю. Примерно такой же, как и ты.
– Не, ты хуже, ты баранистее. Сидишь в этой вонючей комнате и не видишь, шо творится на улице! Шо там творится!!!
– А шо там творится?
– Не-е… Ты даже не баран! Бараны и те как-то чухаются. А ты же – дубина стоеросовая! Чурбан какой-то! Пенек с ушами! Ты посмотри в окно!
Я выглянул в окно.
– Ну и что? Куча мусора. И огород копать надо. Вот ты очень кстати приехал…
– Идиот! – взревел Харьковский. – Я же говорил, шо доведут тебя эти книжки! Там весна! Понимаешь, осел, вес-на! А мы с тобой здесь, в хате, гнием! Ф-фу!.. А ну пошли на улицу! Не могу здесь. Эта обстановка меня душит.
Мы вышли и сели на лавочку. Было действительно хорошо.
– Короче, – сказал я, – что там у тебя?
– Короче, еду прошлый раз от тебя на лисапеде. Останавливаюсь в посадке… Просто захотелось передохнуть, на травке посидеть. И шо ты думаешь?
– Шо?
– Подымаю голову… А метрах в десяти… Не, метрах в пяти от меня…
– Да ты шо, не может быть!
– Слушай сюда, баран! Совсем рядом – вот как до дороги! – баба!..
– Голая?!
– Да ты слушай, дурак!.. Я ж могу обидеться и не рассказать, шо было дальше. И ты потеряешь полжизни!
– Нет-нет, Славик, не обижайся, не обижайся!
– Короче, баба лежит, ко мне задом… А над ней сидит чувак…
– Тю, неинтересно.
– Слушай дальше!.. Сидит и целует ее. Так нежненько целует…
– Ну?
– А она ж до меня задом повернута… Прикидываешь?
– Прикидываю. Потом она поворачивается, и ты узнаешь… Кого? Кошелку? Марину? Лену? Или мастачку?!
– Так, хорош перебивать! А то перестану рассказывать!..
– Все, все, молчу.
– А до пояса она раздета. Снизу раздета! Видно, тока шо попоролись и балдеют. А у нее такие ножки!.. Такая попка!.. Прикидываешь? Такой денек, такая травка! И она! У-ух!..
– Ну и шо дальше?
– А шо тебе надо?
– Вот это и все?
– А шо, мало?
– Конечно, мало! Я сижу, уши развесил…
– Дурак! Ты ж ничего не понимаешь! Люди уже выползают на природу! Вперед нас! А мы тут сидим… Как скопцы! Как мудаки! Короче, посмотрел я на них и мне тоже захотелось. Все! Я сказал себе: все, хватит! Надо шо-то думать!
Я представил, как Харьковский ехал, давил на педали и старательно рисовал все это в своем воображении. Но с моей стороны было бы глупо уличать его в брехливости. Дело не в этом. Если Харьковскому запретить врать, то в день он будет произносить не более пяти слов и он уже не будет Харьковским, моим другом, не будет Потрошком. Так что дело не в этом. А дело в том, что этот подлец попал в точку!
