– Василева, остаёшься за хозяина на неделю. Обязанности свои ты знаешь: к дому никого не подпускать…
По комнате повсюду были разбросаны клочки скомканной бумаги. Стрелки часов показывали без четверти пять, а Василиса всё ещё не знала слова зова.
– Зов, зов, отзовись. Какой ты, зов?
Когда она не видела, как правильно, ей помогало кружение: мозг отключался и из тишины приходил ответ. Она встала и начала кружиться, плотно закрыв глаза. Куполом раздувалась юбка у ног, и руки взлетели к небу. Но, в этот раз она поторопилась, потеряла равновесие, боком упала на кровать и уткнулась лицом в подушку.
– Спи, – шепнул голос. И Василиса отключилась.
И тут же оказалась в тёмных сенях дома бабки Петровны. Ей двенадцать, она идёт, выставив вперёд руки и стараясь нащупать ручку двери, ведущую в горницу. Не страшно, но хочется поскорей выйти на свет, потому что уже несколько минут бродит, натыкаясь на лари, скамейки, утыкаясь лицом в висящие на стене фуфайки и стесняясь позвать кого-нибудь на помощь.
Совсем уж было отчаявшись самостоятельно найти дверь, она услышала приглушённую музыку, пошла на звук и сразу нащупала ручку двери. Потянула и нежная мелодия полилась на неё.
Василиса открыла глаза, полежала, соображая, что произошло, и улыбнулась:
– Спасибо!
Соскочила с кровати, взглянула на часы. Оказывается, она забылась всего на несколько минут, и стрелки часов только-только сошлись на половине шестого.
Она распустила волосы, взяла из короба бубен и подсела к столу, внутренне собираясь. В дверь стукнули и, не дожидаясь ответа, в горницу вошла семья. Молча расселись кто куда.
– Пора.
– Да. Пора.
Её проводили до сеней. На крыльцо Василиса вышла одна. Постояла, прислушиваясь к вечерней тишине. Подняла бубен и ударила по мембране заячьей лапкой:
буммм – буммм, буммм – буммм, буммм – буммм
покроется небо пылинками звёзд, – буммм
и выгнутся ветви упруго – буммм – буммм
тебя я услышу за тысячу вёрст – буммм
мы эхо, – буммм – буммм
мы эхо, – буммм – буммм
мы долгое эхо друг друга – буммм – буммм – буммм
мы эхо – буммм – буммм
мы эхо – буммм – буммм
мы долгое эхо друг друга – буммм – буммм – буммм, буммм – буммм – буммм
и мне до тебя – буммм
где бы я ни была – буммм
дотронуться сердцем нетрудно – буммм – буммм – буммм
опять нас любовь за собой позвала – буммм – буммм – буммм
мы память – буммм
мы память – буммм
мы звёздная память друг друга – буммм – буммм – буммм, буммм – буммм – буммм
деее-тиии, доо-моой! – буммм
деее-тиии, доо-моой! – буммм – буммм, буммм – буммм.
Звуки зова смолкли. Стало очень тихо. Тело провалилось в эту тишину. Ни чувств, ни мыслей не осталось в этом теле. Полное опустошение. Руки и ноги заледенели, а волосы спутал северный ветер.
В тот самый момент, когда силы совсем покинули Василису, и она начала медленно оседать на доски крыльца, осколком сознания продолжая ловить покрытое звёздной пылью небо и чёрную-чёрную землю, Степан и Катерина подхватили и понесли её в дом, раздели, уложили на кровать и обложили со всех сторон грелками. Не видела она и света маленького ночника, накрытого платком, не слышала, как сменяя друг друга, родные люди всю ночь отпаивали её отварами из принесённых с Калевалихи трав.
Жар спал под утро, и Василиса очнулась. Долго лежала, уставившись в потолок. Потом повернула голову и увидела заснувшую около стола Катерину. Та почувствовала движение и подняла голову. Василиса слабо улыбнулась запёкшимися за ночь губами.
