– «Пробился ли мой зов сквозь толщу небес? Те ли то слова, что они должны были услышать?»
– «Не знаем. И, пока не получим ответ, не узнаем… Ну и напугала же ты нас, Васька», – также молча ответила Катерина.
– «А если не получим?», – гнула своё Василиса.
– «Значит, начнём всё с начала. Только сначала тебе шубу выдадим, – улыбнулась Катерина. – А у тебя поистине волшебные травки».
– «Я и сама ничего».
– «Конечно, ничего. Вот сейчас все проснутся, и отправим Степана баню топить». Василиса только слабо кивнула.
– «Можно, я ещё чуток посплю? И ты ложись рядом».
Катерина забралась на широкую кровать бабы Оли и прикорнула рядом с Василисой.
– «Как в детстве, да, Васька… Ты молодец», – пробормотала она засыпая.
– «Угу. Я молодец. И ты тоже молодец».
Утро текло своим чередом. Дела шли споро. К обеду из комнаты гуськом вышли, немного смущённые, Василиса и Катя.
– Доброе утро! А вот и мы. Пить хочется. Напоите нас чаем, что ли.
– Посмотрите-ка на этих сонь! Вас, наверно, запах супа разбудил. Это Леда старалась: по какому-то заморскому рецепту готовила.
– Да! Всем – заморский борщ, а вам, сони, стерляжий бульон.
– О! Царский пир! Его нельзя было пропустить.
– Мы бы ещё поспали, да вы топали, как стадо бегемотов – пришлось вставать.
Степан подошёл и обнял их за плечи, поцеловал в макушку одну и другую.
– Мы рады вас видеть в добром здравии.
– А молодёжь где?
– Поехали в райцентр. Вчера дали добро на проведение выставки и выделили помещение. Надо его подготовить. Аня надеется уже на следующей неделе получить первые рисунки.
После обеда вышли во двор. Пасмурный, непогожий день. Северный ветер гонит низкие облака, треплет развешанные возле бани простыни, волочит по земле позёмку.
– Пойдём на завалинку – там не задувает, – предложила Катерина.
Зашли за дом. Здесь ветер, и правда, не так задувал, вился под ногами, как маленькая вредная собачонка.
Стояли молча, смотрели на бессильно бьющуюся под порывами ветра молоденькую рябинку у изгороди. Говорить не хотелось.
– Пойдём-ка мы в дом, пятки подмёрзли. Не натянуть бы простуды.
Василиса повернулась и пошла вокруг дома к крыльцу.
– Посмотри на меня, – остановила её на нижних ступеньках Катерина, – тебе не обязательно завтра идти на зов. Ты это знаешь. Я справлюсь не хуже тебя.
– Ты это сделаешь даже лучше. Но сделать это должна я – и мы с тобой это тоже знаем. И стала медленно подниматься по ступенькам.
Катерина развернулась и пошла к Речке. Слёзы душили её. Бессильные, горькие слёзы. Хотелось орать. Орать до боли в горле. Но, выйдя на крутой берег, она лишь присела под невыносимой тяжестью раскаяния. Ничего не поделать. Никак не поправить. Так ей и жить с этим грузом…
Василиса вполне могла уступить ей завтра место на крыльце. И обе знали, что её зов будет громче и убедительней. Потому, что она мать. И наверное, уже бабка, а значит, по закону иерархии, она старшая ведьма – Ведающая Мать. И отныне её слово решающее в семейных делах. Она могла приказать, и Василиса не посмела бы ослушаться. Но Катерина не могла приказать. И причиной тому была давняя и всеми забытая история из их с Василисой юности.
Ей было почти восемнадцать. Окончив десятилетку, она готовилась к поступлению в Архангельское культпросвет училище на библиотечное отделение. Леда к тому времени уже два года не приезжала в деревню. А теперь и она засобиралась в дорогу. И Василиса затосковала.
