Пантолеон, проходя мимо ворот, возле которых он видел силуэт человека, замедлил шаг. Но ворота теперь были плотно заперты. Повсюду безлюдно. Зной нагревает забор, в воздухе висит терпкий аромат спелых абрикосов, которые почти в течение всего года растут в садах. Высокие кроны деревья за забором окружающим дом, вероятно, дарят прохладную тень в дневные часы.
Решив больше не думать об увиденном человеке, Пантолеон вновь стремительно пошел по дорожке. В конце концов, он дал старику мазь, которую он сделал собственноручно и даже успел использовать на себе ее действие, когда накануне в вечерней мгле упал на лестнице и разбил ногу. Мазь действовала. А если вдруг Евфросину станет известно о его поступке, врач не будет гневаться. Евфросин к нему очень расположен. Поэтому и волноваться Пантолеону не о чем.
Прибыв в школу, он опоздал на занятия. Но Евфросин предпочел не делать ему выговоров, чтобы не уронить его авторитет среди учеников. Они по-прежнему относились к Пантолеону с непониманием, а расположение придворного врача будило в них зависть. Уступая ему в мудрости и осознавая это, они выплескивали свою злость в презрительных взглядах, устремленных на Пантолеона и в отсутствии дружелюбия с их стороны. Если раньше этого стеснительного тонкого юношу с огромными глазами просто не замечали, то сейчас он вызывал в окружающих раздражение.
Он страдал от поведения учеников, но никогда не жаловался Евфросину или отцу. Его сильная натура не нуждалась в общении с учениками, а их ненависть он терпел молча, ничем не выдавая внутренней боли. Но Евфросин догадывался о переживаниях Пантолеона. Этого стоило ожидать, учитывая его таланты. Однако стойкость юноши заставляла врача чувствовать своего рода преклонение перед ним. Лекарь был глубоко покорен Пантолеоном, как личностью.
Вечером Евфросин часто получал приглашения от друзей посетить их обеды. Иногда он соглашался прибыть в гости, чтобы в теплой компании пропустить кубок вина. Жена Евфросина давно умерла, он был свободен, но не испытывал тяги к развлечениям, поэтому его прибытия в богатые дома, на пиры, становилось ярким событием для хозяев.
Когда Аристарх, личный врач Галерия, наследника Августа Диоклетиана, позвал его на обед, он захотел там быть. Ему нравился проницательный александриец, который уже в течение десяти лет практиковал в Малой Азии врачевание. Одевшись в зеленый вышитый серебром хитон, Евфросин взял с собой в сопровождение лишь нескольких рабов и, сев в паланкин, велел нести себя в дом Аристарха.
Следуя по улочкам, озаренным факелами, Евфросин задернул полог на паланкине, чтобы не привлекать взоры любопытных горожан. В Никомидии он был известным человеком, но не любил быть в центре внимания.
Аристарх жил вблизи никомидийского амфитеатра – огромного полукруглого строения, сооруженного по приказу императора Траяна почти двести лет назад. Внутри часто устраивались гладиаторские бои, чтобы потешить горячее население города.
Под стенами амфитеатра днем шла торговля, и работали таверны. Чуть в отдалении, вблизи квадратной площади располагались дома состоятельных вельмож, в том числе и Аристарха.
По обеим сторонам высоких ворот, проследовав за которые паланкин Евфросина оказался саду, трепетали от ветра зажженные факелы.
У подножия лестницы, ведущей на крыльцо, гостя ждал раб с масляной лампой.
– Приветствую вас, достопочтимый, Евфросин, в доме моего повелителя, – произнес он смиренным тоном.
