– Как же тихо и спокойно, – прошептала она. – Вот бы и на душе у меня было так же.
Тяжело вздохнув, она отвернулась. На полу играли лучики луны. Мерцая и поблёскивая, они то кружили хороводы, то скакали, играя в догонялки. А один непоседа прыгнул с половицы на край стула, потом на стол, а оттуда на ручку комода. Луча уже и след простыл, а взгляд Элизабет был всё так же прикован к этому месту. Печально улыбнувшись, она понимала, какую игру затеял с ней лунный свет. Она нерешительно подошла к комоду, где хранилось дорогое её сердцу воспоминание. Поднеся руку к золотистой ручке, она плавно выдвинула ящик и извлекла оттуда вышивку. С картины, как и восемь лет назад, смотрели зелёно-голубые глаза белокурой малышки. В лунном свете девочка выглядела точно живая.
Уже давно она не доставала эту работу, выполненную её матерью. Ей было слишком больно на неё смотреть. Сначала она хотела её уничтожить, чтобы стереть тот первый и последний момент из своей памяти. И уже несколько раз порывалась это сделать, но не могла, удивляясь то ли своей слабости, то ли силе. Она ждала возвращения матери, чтобы решить с ней всё раз и навсегда. Но когда прибыл её отец в сопровождении нескольких воинов, никто из которых ничего не помнил, Элизабет ещё долго приходила в себя. Она не понимала, как ей быть дальше, ведь всё, казалось, должно было наладиться с её возвращением в клан. Она думала, что вернутся родители и она снова будет их маленькой дочкой. Но ничего не вышло. Всё стало ещё хуже. Со временем выяснилось, что люди в её клане тоже лишились воспоминаний. Лишь она, Генри, Лео да дети помнили своё прошлое. Часть мужского населения пропала, и многие дома остались без хозяев. Элизабет пыталась понять, что произошло, но все её усилия оказались тщетны. Дети не могли ничего рассказать и часто путались. Более того, выяснилось, что Лео хотел отправиться в клан Земли, чтобы всё выяснить, но она не отпускала его. Не давала ему разрешения уходить, ссылаясь то на одну причину, то на другую. А попросту не хотела, чтобы он встречался с Даниэлем. У неё никак не получалось его простить. И каждый раз, когда она украдкой доставала из ящика заветную картину-воспоминание, она непременно обращалась мыслями и к нему тоже.
Вот и сейчас Элизабет смотрела в эти прекрасные глазки, но думала о Даниэле, о том, как ему жилось всё его детство без матери.
«Может быть, я не права? Может быть, пришло время поговорить?» – задавала она сама себе безмолвные вопросы, неотрывно глядя на лицо малышки. – Столько времени прошло. Стоит ли ворошить былое?
Она хотела вернуть картину на место, но остановилась. Замерев на несколько секунд, она закрыла ящик и поставила вышивку на комод. Отойдя на несколько шагов назад, она остановилась и внимательно посмотрела на неё.
– Не больно. Уже почти совсем не больно, – шептала Элизабет.
Она села на край кровати и сосредоточенно смотрела в окно, за которым догорала луна, а в голове её назревал план. Время пролетело незаметно. Элизабет очнулась, только когда услышала громкий настойчивый стук. Свет луны давно поблёк, уступив место ярким солнечным лучам, блики которых водили утренние хороводы по её подоконнику.
– Войдите! – крикнула она, опомнившись.
Дверь распахнулась. В комнату быстро вошла полноватая женщина в чепце, белом переднике и с медным кувшином в руках.
– Доброе утро, мисс! Вы долго не отвечали, я начала беспокоиться, – тревожно сказала разрумянившаяся служанка.
