– На кого ты оставишь озеро? – поинтересовался Нобутаро.
– Озеро не пропадёт, всё равно в нём сейчас такая концентрация сакэ, что ни одна тварь
в здравом рассудке туда не сунется, разве что самураи будут приходить похмеляться по утрам, – отвечала рыба, – а, кроме того, без меня у вас всё равно ничего не получится.
Ледяной Монах согласно кивнул.
– Только вот посуху передвигаться я не могу, – сокрушённо призналась рыба, – да и без воды мне неуютно…
Действительно, проблема. Учитывая размеры нашей новой спутницы, в озере Бива ей, конечно, раздолье, но в ведёрко её не положишь.
– А что, если мы поместим её в фуро? – неуверенно предложил Дракон, – как раз подходящий размерчик…
– И как ты будешь тащить фуро в столицу? – поинтересовался Ледяной Монах, – может, мы тебя запряжём?
– Почему опять я? – надулся Дракон, – я не собираюсь быть запряжённым в гужевую повозку! Я не лошадь!
– Инициатива наказуема, – наставительно изрёк Ледяной Монах, – кроме того, фуро ещё надо раздобыть, а поблизости нет ни одного жилья.
– Так это мы мигом! – оживилась рыба, – фуро я сейчас нарисую!
– Это как? – не поняли мы с Драконом.
– Эта рыба – одно из воплощений монаха по имени Коги, который славился как искусный художник, причём больше всего он любил изображать не Будд, не горы и реки, не цветы и не птиц, а рыб. Вы наверняка о нём слышали.
– А как же! – воскликнул Дракон, – я тоже в некотором роде его творение!
– Неправда! – запротестовал рыба, – я тебя не создавал! И вообще я тебя впервые вижу!!!
– …в дни, свободные от храмовой службы, он отправлялся на озеро, – продолжал Нобутаро, – где рыбаки в лодках удили и ловили неводом рыбу. Коги одарял рыбаков мелкими монетами, выпускал пойманных рыб обратно в озеро и, наблюдая, как они резвятся в воде, зарисовывал их. Порой, работая над картиной, он засыпал от усталости, и ему снилось, что он погрузился в воду
и плавает среди рыб. Проснувшись, он тут же зарисовывал всё, что видел во сне, и вешал рисунки на стену. Он даже называл себя «Перевоплощённым в карпа»…
– По-моему, на карпа оно вообще не похоже, – встрял со своим скептицизмом Дракон, -
а на художника тем более. Ну что оно может нарисовать своими корявыми лапами?
– Во-первых, не лапами, – обиделся за рыбу Нобутаро.
– А во-вторых, я – кистепёрая рыба, – с достоинством изрёк рыба, – и вообще не спорь
о том, чего не знаешь! Дайте художнику кисть!
Одного юношу не признали как художника, стал сёгуном. Надо быть внимательнее
к талантам. Я покопался в мешке и извлёк самую, на мой взгляд, подходящую для рисования кисть. Рыба извлёк из какого-то тайника водостойкие краски и принялась за дело. Наблюдать за работой истинного мастера – всегда удовольствие, я, кажется, об этом уже говорил. Менее чем через час перед нами возвышалось монументальное произведение искусства – по внешнему оформлению в нём не было бы стыдно провезти по главной улице столицы и члена императорского дома. Украшенный гирляндами цветов, позолоченный, расписанный священными текстами этот паланкин на колёсах должен был внушать почтение любому, встретившему его. Даже я поймал себя на мысли, что выразил бы своё величайшее почтение тому, кто путешествует в столь внушительной повозке, если бы встретил её по дороге. Особый трепет и уважение вызывали два воздушных змея – красный и синий, взлетающие попеременно друг над другом. Создавалось впечатление, что это два дракона играют друг с другом. Зрелище поистине завораживало. Рядом с такой повозкой даже наш Дракон выглядел естественно и не вызывал никаких вопросов у окружающих. Зато окружающие вызывали вопросы у него. Например, откуда взялся тот настырный толстый, если не сказать жирный, Продавец, который уже добрую четверть часа следует за нами, явно имея намерение нагнать наш кортеж.
